Гений пустого места

— Митя, я не могу. Я поеду домой.

Хохлов смерил ее странным взглядом:

— Ну, судя по тому, что я слышал с лестницы, у тебя ко мне любовь. Последние пятнадцать лет. Поэтому делай то, что я говорю.

Арина смотрела на него с ужасом.

— Ты слышал?! Послушай, Мить, это… неправда! Я… просто так сказала!.. Я сама не помню, что говорила!..

Она бормотала, а Хохлов стоял и слушал. И Арине было очень страшно.

— Она говорила, что ты подонок и мерзавец, а я сказала, что…

— Да, да, — подбодрил ее Хохлов. — Ты сказала, что я лучший человек на свете. Это я тоже слышал. Ты пока займись сумками, а я разберусь… с дамами.

Он вышел, а она осталась одна на кухне и вдруг осознала, что он на самом деле все слышал!.. И теперь непонятно, что нужно делать, как жить дальше, как оправдываться и убеждать его в том, что она не собирается ему навязываться!..

Вернее всего было бы, конечно, одеться и уехать, но путь к отступлению отрезан — за дверью гремел Хохлов и повизгивали мать и дочь, и было ясно, что это надолго — страсти разыгрались нешуточные.

Тут вдруг Арина еще дополнительно осознала, что на ней нет никакой одежды, кроме лифчика и трусов, а бледные, отливающие синевой ноги кое-где в собачьей шерсти, и волосы на голове торчат в разные стороны, и вдобавок с одной стороны выдран значительный клок, и там, видимо, теперь всегда будет лысина!

Арина Родина застонала, заметалась, ища во что бы завернуться, но так ничего и не нашла — кухонные полотенца были слишком малы и никак не желали сходиться на животе. Хотя живот и оставался плоским благодаря Ксеникалу — незаменимой голубой капсуле. Арина никогда не поправлялась и считала, что это у нее особенность такая, не поправляется она, и все тут!.. Но в прошлом году, как раз перед вожделенной поездкой в Ялту, вдруг выяснилось, что она не может влезть ни в один купальник, а сарафан так обтягивает живот, что ехать в нем невозможно, неприлично!.. Пришлось покупать другой сарафан, который Арина возненавидела уже за то, что он был на два размера больше.

Диет было перепробовано великое множество, и все без толку, разумеется. Если бы не рекомендации врача по правильному питанию и назначенный им же Ксеникал, стройная фигура могла навсегда остаться мечтой. Волшебный препарат не подвел, и этим летом любимый сарафан уже ничего не обтягивал, а развевался на горячем крымском ветру, как и положено сарафану. Арина с той поры уверовала в голубые капсулы, и швейцарское средство всегда держала дома, зная, что с ним она уж точно похудеет!..

Дверь распахнулась, и вошел Хохлов.

— Как?! — поразился он. — Ты так сумки и не разобрала?!

Арина пулей пролетела мимо него, подобрала с пола джинсы, натянула и стала искать свитер. Кажется, она оставила его на диване, но сейчас там не было никакого свитера.

— На, — сказал подошедший Хохлов и сунул свитер ей в руки. — Он лежал рядом с собачьей подстилкой.

Арина натянула свитер, вынырнула из горла, вытаращила на Хохлова глаза и замерла.

— Что смотришь? — спросил он как ни в чем не бывало.

— А где?.. Где они?..

— Ушли писать заявление в милицию и в суд. Я посоветовал написать еще в пожарную охрану, — пояснил он. — Слушай, я есть хочу, помираю. Давай, что ли, хоть омлет поджарим! Хотя я купил свиных отбивных. Ты умеешь жарить мясо?

— Мить, ты же знаешь, что я умею жарить все, — тихо сказала Арина. — Даже семечки. Но я должна поехать домой.

— Зачем?

— Как — зачем?! Затем, что я не могу здесь больше оставаться!

— Ах, я институтка, — фальшиво пропел Хохлов, — я дочь камергера! Я черная моль, я летучая мышь! Ты в этом смысле не можешь остаться?

— Я не могу остаться ни в каком смысле.

— Родионовна, ты дура, — решил Хохлов. — Я думал, что ты умная, и ошибся. Я почти нашел того, кто убил Кузю. Почти нашел, Родионовна! Ты знаешь, что прототипом Милона в комедии Фонвизина «Горе от ума» послужил князь Юрий Николаевич Долгорукий-Эльстон?

— «Горе от ума» написал Грибоедов, — не моргнув глазом поправила Родионовна. — Фонвизин написал «Недоросля». Кто был прототипом Милона, я не знаю, а прототипом Митрофанушки был Оленин, ставший впоследствии президентом Академии наук.

— Садись, пять, — сказал Хохлов. — Ставлю в журнал, и в четверти выходит пятерка! Поняла, Родионовна?

— Митя, что с тобой такое?

Он потянулся всем телом. Свитер задрался, стал виден голый волосатый живот, Хохлов крякнул и стыдливо поддернул джинсы.

— А я сегодня одного щенка пристроил! В хорошие, надежные татарские руки! А может, и узбекские! Но это совершенно неважно, потому что главное, что они надежные! Ты какого хочешь отдать, Родионовна? Хотя нужно сначала посмотреть, кто из них мальчик! У дэвочка дэти будит! Куда дэти денешь?

— Митя, что случилось?!

— Слушай сюда, Родионовна!

Он с размаху вытащил из принтера листок белой бумаги, рывком поднял кресло, уселся в него и начал быстро писать.

— Смотри.