Но, и я помню это твердо, все тогдашние и будущие великие как-то смолкали, единодушно передавая пальму лидерства за столом позже других присоединявшемуся к компании человеку по имени «дядя Женя». Он появлялся, наверное, прямо с работы, всегда в казавшейся новенькой рубашке с обязательным галстуком. И незаметно бразды правления переходили от шумных людей искусства к нему, не так, как они, а точнее, в ту пору совсем никому не известному. Тут дело не в тостах и не здравицах. Часто обходились без вина. Но «дядя Женя», никем на роль тамады не назначавшийся, вел компанию, направлял разговоры, задавал тон. Слушали и невольно, подсознательно слушались его все — уже тогда заслуженные и вскоре народные. Он царствовал на фоне всего этого интеллектуального великолепия — «Женя», «дядя Женя», еще не Евгений Максимович и не Максимыч. Но уже такая умница, такой рассказчик и мастер не просто восточных, а тончайших тостов. Неудобно писать, но Примаков — приземистый, широкоплечий, вызывающе хорошо по тем небогатым временам одетый возвышался над всей этой элитой. Не слишком замечал ползающую вокруг ребятню, было не до нас. «Дядя Женя» говорил, ввергая настоящих и отлично улавливающих его мысли слушателей то в смех, то в некое уныние, а иногда даже в будящие коммуналку аплодисменты.
Мне было даже обидно: сложно разобраться в произносимом человеком в галстуке. Он брал, я это только теперь уразумел, на несколько интеллектуальных тонов выше. Слишком глубоко для нас, рвущихся к знаниям малолеток. Евгений Максимович Примаков был таким.
Где-то почти через полвека попал на закрытую, не для наших простых ушей, встречу министров иностранных дел перестроечной и российской эпохи. Не очень-то меня туда и приглашали. Дискуссия была сугубо внутренней, не официальной, не государственной, но важной. Один из министров попросил меня после окончания дебатов о них забыть, что я добросовестно выполнил.
А о чем забыть не могу, так это об абсолютном главенстве Евгения Максимовича Примакова. Никого не обижая, клянусь, он был так же выше остальных в выводах и суждениях, как тогда, много лет назад. Именно Прим, хотя формально и не вел дискуссии, подводил итоги важнейших пунктов программы. Задавал тон обсуждению. Порой, в отличие от того, что было в глубоком моем детстве, говорил резко, один раз высказался беспощадно по отношению к коллеге. И, чтобы разрядить обстановку, как и в давние времена, рассказал к месту анекдот: «Построили американцы новый боевой самолет. Ну, такой дорогой, прямо жуть: обошелся во столько же, во сколько один километр дороги до Сколкова».
Никакой грубости. Лишь профессиональная и научно обоснованная уверенность в правоте предлагаемых мер и намечаемого пути. С Примаковым не спорили. Но соглашались не как с дуайеном советской, российской дипломатии, а как с ее наиболее дальновидным стратегом.
И та долгая дискуссия в особнячке неподалеку от Президент-отеля пробудила иные воспоминания.
Жизнь определила в лидеры
В 1998 году после катастрофической девальвации, накануне которой президент Борис Ельцин поклялся лечь на рельсы, если рубль падет, премьером назначили Примакова. И за восемь месяцев его, а не Ельцина, так и не отдохнувшего на рельсах, правления страна начала подниматься с уже истертых уступками колен.
Восстанавливалась экономика. Вошла в мировую историю знаменитая «петля Примакова»: он был совсем близко от США, куда летел на переговоры, когда узнал, что самолеты НАТО бомбят Югославию. И премьер приказал развернуть лайнер над Атлантикой, лететь из Ньюфаундленда в Москву. Не просто жест, а возвращение России в большую политику, положившее конец провозглашенному США однополярному миру.
Евгений Максимович не мог поступить иначе. До этого с присущей ему предусмотрительностью попросил пригласить в салон командира воздушного судна. Поинтересовался, хватит ли топлива, чтобы, прямо сейчас развернувшись, долететь до Москвы без посадки. Летчик заверил: топлива достаточно, долетим. И Примаков связался с Ельциным, сообщил о своем решении, которое Борис Николаевич одобрил. Потом переговорил с вице-президентом США Альбертом Гором. Сейчас этот политик полузабыт, а тогда едва не стал президентом: выиграл выборы у малограмотного Джорджа Буша-младшего, но голоса в штате Флорида, где в губернаторах ходил его братишка Джеб, пересчитали. И Гор, неплохо, в отличие от всех пришедших с той поры к власти американских президентов, к России относившихся, канул в безвестность. Примаков прямо заявил Гору, что США совершают крупную политическую ошибку, которая войдет в историю, и по этой причине он визит свой отменяет. Вице-президент США предложил Примакову приземлиться в любом городе Соединенных Штатов и все же провести переговоры. Прим отказался.