Гений (СИ)

Он понял, что не помнит. Весь вечер был какой-то дикий, странный и неправильный, он увидел её в библиотеке, потом пошёл за ней, и она привела его в его старый дом, а потом он везде опоздал, и потом Вера с этим тортом, и теперь вот.

«Чай, наверное, будет. Страшно, капец.»

3.27.7Б Попытка стырить тефтели не у того человека

Кухня оказалась такая крохотная, что в ней было сложно развернуться вдвоём, Эльви молча кивнула Барту на табуретку, он сел, поставил на стол торт. Она поставила на стол свечу, достала два блюдца, ложки, чашки, нож, переложила торт на большое плоское блюдо, разрезала на крохотные кусочки, взяла с плиты чайник и тут же поставила обратно, тихо сказала, таким голосом, как будто сообщала о том, что кто-то смертельно болен:

— Воды нет.

— Я сейчас принесу! — вскочил Барт, табуретка стала медленно падать, он поймал её и поставил ровно, схватил со стола Верину тарелку и с улыбкой показал Эльви: — Заодно отнесу. Скоро буду, две минуты.

Она кивнула, не поднимая глаз, он телепортировался на крышу общежития и вдохнул максимально глубоко раз десять, медленно выдыхая и пытаясь что-то сделать с этим пожаром в голове, который уже растёкся на всё тело. Он вёл себя отвратительно, он знал об этом, глупо, непоследовательно, безответственно и по-детски, он знал, он ничего не мог сделать с этим, и не мог понять, почему это вообще происходит.

Телепортировался к Вере, и мгновенно понял, что он тут лишний — его просили не телепортироваться к Вере никогда, если нет приказа, а телепортироваться в библиотеку, и стучать, как нормальный воспитанный человек, потому что Вера тоже человек, и может находиться, например, в ванной, и вряд ли будет рада, если он там возникнет, его сто раз просили. Он не понимал, почему об этом забыл. Реальность поставила его перед фактом — «мужчина, женщина, кухня» и Барт, пятое колесо, третья нога, здравствуйте.

Он улыбнулся как жизнерадостный придурок и сказал:

— А я тарелку принёс!

Шен посмотрел на него как на идиота, Вера улыбнулась и опустила глаза, она вообще никогда не злилась. Он посмотрел на тарелку на столе и радостно схватил с неё что-то маленькое и круглое, похожее на котлету:

— О! А можно и мне?

— Нельзя! — сказал Шен, но Барт уже сунул котлету в рот, и в этот момент как раз вспомнил всё то интересное, что рассказывали про вещи Шена и еду Шена.

«Это не просто тарелка, это его тарелка. Чёрт…»

Еда замерла где-то в горле, намертво вцепившись и не торопясь ни туда, ни обратно, он закашлялся, пытаясь найти хоть что-нибудь, чем можно это заесть или запить, но здесь вся еда была едой Шена, который Барту был совершенно не рад и помогать не собирался. На столах ничего подходящего не было, он уже начал думать о том, что более идиотскую смерть, чем подавиться котлетой, трудно представить, когда кусок удалось наконец-то проглотить. Вера за спиной тихо сказала Шену, тем странным голосом, которым она разговаривала только с Шеном, невинно-детским и одновременно эротично-хитрым, он всегда в такие моменты чувствовал себя лишним:

— Пожалели ребёнку тефтельку?

Шен не ответил.

«Какой я тебе, к чёрту, ребёнок, мне восемнадцать лет, у моей матери в восемнадцать было двое детей.»

Он прочистил горло и обернулся, тихо сказал:

— Я сам виноват.

Вера недовольно поджала губы, но промолчала, его это всегда напрягало, как будто она знала больше, чем говорила, и просто приберегала это знание до поры, ему каждый раз хотелось сказать: «Говори уже!», чтобы избавиться от этой натянутой атмосферы. В данный момент это было бы ужасно неуместно и глупо, и он промолчал. Нашёл себе чашку, налил воды, выпил, легче особенно не стало, но он выпил ещё. Посмотрел на Шена и неуверенно усмехнулся, спрашивая, как о чём-то несущественном:

— Я думал, они все шутят.

— Не шутят, — тихо ответил Шен, даже не глядя на него, — в холодильнике есть ещё.

По его тону было понятно, что где угодно в этом городе есть ещё, и лучше бы он поел там. Барт понятливо ответил:

— Да я не голодный, в общем-то.

Шен едва заметно кивнул, как будто это был правильный ответ, и следующим очень правильным решением будет исчезнуть. Барт попытался вспомнить, зачем он вообще пришёл.

«Вода. Я должен был принести воду, для чая. Каким образом я оказался здесь? Где я вообще сейчас возьму воду, не к реке же идти… Чёрт.»

— Я пойду.

— Как твои лабораторные? — спросила Вера, он посмотрел на неё, её голос звучал невинно и глупо, в её глазах было написано, что она знает всё, вообще всё, и понимает гораздо больше, чем понимает он сам о самом себе, и точно знает, почему он пошёл за некрасивой девочкой в плохой район и посеял там последние крохи здравого смысла, которые в нём оставались.