Он решил не ломать голову, а просто спросить, изобразил самую обаятельную физиономию в мире и подсел к ней поближе, суя свою руку и требуя:
— Погадай мне!
Она на секунду заглянула ему в глаза, пустив по спине волну мурашек и оставив необъяснимую уверенность, что его душа для неё как открытая книга, но руку взяла и стала на неё смотреть. Погладила кончиками пальцев ладонь, вызывая жутко сильные ощущения, одновременно болезненные и приятные, он не мог сказать, больно это или только кажется, что больно, но ни за что не отказался бы от повторения, это захватывало и подчиняло всё сознание, как будто у него ничего не было в жизни, кроме этой руки, которую она держала в своей руке. Он настолько ушёл в эти ощущения, что потерял связь с реальностью, и вздрогнул, когда она спросила:
— Что это?
Он не понимал, куда она указывает, потому что мыслями был где-то вне, и вообще не совсем понимал, как говорить своим ртом и что говорить вообще. С трудом сглотнув, он подумал о том, как выглядит его состояние со стороны, понял, что глупо, и решил сосредоточиться и ответить на вопрос. Верин тонкий палец указывал на царапины на его ладони, это тоже был неприятный и смущающий вопрос, но он ответил:
— Грёбаная дверная ручка из твоей кастрюли, я никак к ней не привыкну. Всё время не глядя хватаюсь и… вот. Я никому не говорил, что это, там по общаге про эту ручку уже легенды ходят, кто-то даже выдумал, что это артефакт, её два раза воровали, но я находил и забирал обратно, все меня расспрашивают и строят версии, что это за хрень и почему она мне так нужна… — Он понял, что болтает слишком много, опять, выбалтывая ей всю свою душу в самых неприглядных деталях, и она понимает это, по ней было видно.
Он с трудом разорвал зрительный контакт, собрался и изобразил спокойного и уверенного в себе взрослого:
— Ладно, чёрт с ней. Расскажи мне будущее, я стану боевиком?
— Нет, — с жалостью улыбнулась Вера, её глаза как будто добавили: «А оно тебе точно надо, становиться боевиком? Ты уверен? Я, например, так не думаю».
Он осторожно спросил:
— Почему?
— Потому что ты про несчастную ручку запомнить не можешь, не говоря уже о том, чтобы себя от неё защитить, — тихо ответила Вера.
Все засмеялись, Барта их смех как будто вернул в реальность из того пространства, где они были вместе с Верой, он нахмурился и попытался забрать руку, но она не отпустила, и он сдался:
— Ну другое будущее тогда расскажи.
Она долго молчала, как будто выбирала, что говорить, а что не стоит, потом сказала:
— Ты очень талантливый. И этот талант будет вести тебя по жизни, у тебя вся судьба на него завязана.
— Ну а… ещё что-нибудь? Карьера там, друзья, семья?
Вера улыбнулась так, как будто видит его мысли до самых тайных глубин, наклонилась ближе, окутав запахом духов, и прошептала на ухо:
— Барт, если ты только что влюбился, это не значит, что девушка мигом появится на твоей руке, — а потом её глаза добавили: «Ты же не настолько наивен, чтобы не знать, откуда берутся дети, да? Ты не перепрыгнешь этот этап, малыш, так не бывает».
Он смутился с той же оглушительной силой, с которой кайфовал от её прикосновений, вскочил и уполз куда-то подальше из последних сил, делая вид, что узнал всё, что хотел, и его это совершенно не размазало.
Праздник продолжался, никто ничего не заметил, Барт тоже постепенно пришёл в себя и стал изображать, что всё в порядке, решил задать Вере ещё один, самый последний вопрос, и попытался к ней подсесть с бутылкой вина, но наткнулся на мягкий жест Шеновой железной руки, и железные слова мягким тоном:
— Ты сегодня сильно смелый, малыш.
Он умоляюще посмотрел Шену в глаза на секунду и тут же изобразил беззаботный тон:
— Я не могу поухаживать за девушкой?
— Свою себе найди и ухаживай.
Эйнис опять перекосило как от уксуса, Барт сделал вид, что это очень весело и повод для шуточек, а сам потихоньку осознавал, что ему внимание Веры не светит точно так же, как Эйнис не светит внимание Шена.
Он от избытка чувств даже пошёл к Эйнис наливать вино и дурачиться, она посмотрела на него как на дурачка, но подыграла, от этого стало дико приятно в каком-то старом и забытом месте души, где ничего не было уже очень давно.