Человечек под кожей снова обратился шестёркой сомкнутых треугольников, а плечо защекотало. Он, не двигаясь, аккуратно скосил глаза, уставился в упор на небольшую сизую птичку, безбоязненно чистящую пёрышки, поглядывающую на него шальным взглядом.
— Вот это наглость, — восхитился он.
Птичку как ветром сдуло! В какой-то момент она превратилась будто в вуалехвоста — с длиннющим шлейфом по пути движения, расщепилась сразу на пять параллельных искр, порскнувших в разные стороны. Кто в пол, кто в потолок и стены — и лишь одна из них вылетела наружу, в угнетающе яркое белое сияние.
Пять птичек, а наружу вылетела только одна. Обманка? Прощупывание вероятностей?
— Эндемики, хах? — он шевельнул правым уголком рта. — Не припомню такое чудо на матушке-Земле.
Поднялся на ноги.
— Вода.
Тату мгновенно зашевелилось, превращаясь в плавные обводы не то рыбки, не то знака бесконечности — родного брата того символа, что висел на лбу каменного балбеса… И на его груди.
Периферийное зрение уловило какое-то движение, и он повернулся к уже знакомой стене. В этот раз решил рассмотреть повнимательнее.
Да, несмотря на грубость конструкции, это всё же дело рук человеческих — слишком прямо, слишком ровно. В природе нет прямых линий, прямых углов, чистого чёрного или чистого белого, неразбавленных запахов или вкусов…
А тут под относительно ровной стенкой высечен прямой водоотводящий жёлоб, ведущий к круглой ямке в скале. Из-под воды мерцал знакомый символ «рыбки», и он коснулся стены — полуразмытые контуры тут же налились контрастом и зримой толщиной, а вода будто активнее заструилась вниз по камню.
— Игровая условность? — усмехнулся он, касаясь родного брата символа со стены на руке и возвращая привычный «цветочек». — Значит, я в виртуальной реальности?
По плечам шибануло сырым ветром, и он весь покрылся мурашками, обхватил себя, тщетно пытаясь согреться. Нет, в его время технологий такого уровня не существовало и близко.
«Но тогда что это за…»
Он зашагал к сиянию, одновременно ожидая и страшась увидеть там нечто такое, такое…
Сияние сменилось насыщенным зелёным, сырым воздухом, травой и почти оглушающей симфонией живой сельвы. Птицы, насекомые, рычание хищников и крики их жертв, ветер в ветвях и шуршание в траве…
«Вельми прискорбно» — вздохнул он. Сложно сказать, чего он ожидал. То ли геодезического купола над заказником, то ли табличек и облагороженных дорожек в парке, то ли грызущих небо какофоний стали, стекла и бетона на горизонте… Ничего.
Бело-голубой купол над головой, никогда не знавший аэрозолей и озоновых дыр, полное отсутствие любых индустриальных звуков в фоне. Он сходил в пещеру и вернулся обратно с острым обломком кремня — какое-никакое а оружие. Выбрал дерево пожирнее да повыше, поспокойнее, без местных муравелов и гадов ползучих. Поплевал на ладони, приложил руки к коре, высчитывая время.
Будь дома — полез бы, не раздумывая! Ну а что такого. Чай не Австралия, которая по сути местный филиал Ада, и каждая букашка-таракашка жаждет тебя угробить, расчленить и сожрать. Дома на сосны взлетал как пешком — зацепился, подтянулся, прыгнул, простейший цикл.
А тут вот сработала чуйка. Спустя две минуты ладони защипало, и он, почти без удивления уставился на покрасневшую кожу. Знал откуда-то, знал, что ещё минутка-другая, и краснота медленно превратится в волдыри, а чуть позже и в некроз тканей. Какой-то интересный яд, антидота от которого он так и не сумел сыскать. Потому-то никто по местному анчару и не лазил.
И он не полезет.