На этой войне свистели цифровые пули, но выпускали их вполне реальные устройства. И почти каждое из таких устройств он умудрился обнаружить. Прокси-сервера в подвалах, на чердаках, в трансформаторных будках и шахтах вентиляции затопленного метро. Дальше — всё как учили: сканер на устройство, перехват и анализ трафика, и как только одно из устройств обратилось к луковой сети — у Хантера оказалась вся цепочка чанков.
Второй частью марлезонского балета он повторил интеграцию сканера в каждую из машин и снова принялся ждать. И дождался — чанк обратился к адресу ресурса, где хактивисты публиковали свои манифесты. Помнится, он скурил тогда за два часа целую пачку, обновляя и обновляя страницу, а дождавшись появления новой нетленки, тут же написал провайдеру.
И вот он здесь. Сидит в мчащемся броневике, курит и молится, чтобы «четвёрки» как следует зазубрили инструкции и не пристукнули Лисовского ненароком. Он настаивал и ругался — дайте клиенту вернуться домой, там пустим газ и упакуем тёпленьким. Но нет — сбежит. Есть фамилия и координаты, значит, берём незамедлительно.
Он ещё раз бросил взгляд на комм с открытой страничкой коммунальной службы. Лисовский, открыт наряд на починку седьмого сектора купола над центральной агломерацией. Дорожные службы уже вычислили лицо клиента, сфокусировали на нём доступные камеры.
Простое такое лицо — скуластое, веснушчатое, с еле уловимым выражением неуверенности. Впрочем, когда рядом резко остановился «грач», на лице появилась мрачная обречённость — и чуйка Хантера взвыла диким мявом.
— По рукам бейте! — рявкнул он, как чёрт из табакерки выскакивая через индивидуальный люк. — У него может быть пояс шахида!
Десять метров. Секунда для тренированного спортсмена. Треть секунды для оперативника. Лисовский успел раньше — его лицо исказилось от отвращения, рука нырнула под разгрузку и достала оттуда пневмо-пистолет. Короткое нажатие — и дюбель-сотка пронзил мягкие ткани челюсти, языка, нёба и вошёл в мозг, убив хакера на месте.
И всё перестало иметь значение — и рвущие воздух тренированные чёрные демоны, успевшие лишь подхватить заваливающееся тело, и работа последнего месяца, и…
«Смысл, — горько подумал Хантер. — Есть ли хоть какой-то смысл в том, что мы делаем? Почему из-за экс-спасателей умирают люди — больно и страшно, предпочитая расковырять гвоздём мозги, но не сдаться? Зачем мы вообще, кому мы вообще такие нужны?»
— Хантер? — юный старшина растерянно обернулся к агенту, ожидая дальнейших инструкций.
— Первый раз? — язвительно пробормотал Хантер, пытаясь заглушить горький тошнотный ком в горле ядовитым дымом сигареты.
— Что?
— Первый труп, говорю. Пакуйте его, фига ли смотреть. Коммунальщикам сообщите, чтобы мостовую замыли. Сворачиваемся.
— А как же… допрос? — на побледневшего старшину жалко было смотреть.
— Мне он не нужен. Развлекайтесь, если хотите.
Протокол требовал обыскать, описать вещи, разобрать по до последнего байта всё содержимое памяти имеющихся устройств, устроить тотальный обыск на дому преступника. Но всё это — уже не про Хантера. Он всего лишь бывший «чистовик», палочка-выручалочка для всей текучки отдела, и ему даже спец-броник не дают.
Развернувшись, он отправился к КПП агломерации — рабочий день в отделе ещё не завершился. Значит, придётся сидеть и ненавидеть себя, не умея отвлечься и успокоиться, обвиняя себя в ещё одной загубленной душе… Плевать что преступник — хоть голову Лиса очень многие хотели бы видеть на пике, его единственным преступлением оставался неправомерный доступ к информации — а это не то, за что можно казнить. С точки зрения любой из религий это даже не грех.
И теперь ему с этим жить.
Нет, ни он сам, ни министерство никогда святыми не были — и отловленные элементы в самом лучшем случае превращались бы в ссыльных — куда-нибудь в автономию Дальнего Востока. Или в покойников — такое тоже бывало.
Вот только казнят человека специально обученные нормалы с определённой диетой под определёнными препаратами — чтобы не изувечить душу. Не «дементоры». Им нельзя. Никак нельзя. Их психика застыла на уровне развития конкретно той точки, что успел достигнуть человек в момент «прививки», и после этого маятник уже не качнётся. Ни в сторону морального урода, ни в сторону святого.
Потому и привычки к смерти не вырабатывалось никак. Каждый раз как первый, ещё хуже, чем первый — зная о последствиях. Агентов не просто так учат предотвращать и задерживать, в крайнем случае — калечить. Не убивать, хотя на такой скорости даже пощёчина ломает шейные позвонки. А после этого — стыд, ненависть к себе, острые муки совести и затяжная депрессия, из которой без посторонней помощи практически нереально выбраться.
— Хантер, доклад, — потребовал Юр Сёмыч, едва завидев сотрудника на рабочем месте.
— Труп, — коротко ответил агент. Не хотелось ничего — ни говорить, ни думать, ни делать. Сдохнуть хотелось — вот факт. — Самоубийство пневмо-пистолетом в момент задержания.
— Что ж вы так… — шеф грустно хмыкнул. — Это же явно не функционер, шишка повыше!