Гений Сталин. Титан XX века (сборник)

Однако аппарат не откликнулся на предложение Сталина. Ни один из региональных большевистских царьков не поднялся на ЦК и не сказал: «Знаете, я уже отстал от жизни, не хватает образования. Прошу перевести меня на более спокойную работу». Можно не сомневаться, что такого человека Сталин никому бы потом в обиду не дал.

В конце ноября 1936 года VIII Чрезвычайный съезд Советов проголосовал, наконец, за новый основной закон страны. Вместе с тем партийной бюрократии удалось сорвать принятие новой избирательной системы. Съезд Советов ограничился принятием резолюции, предполагавшей поручение ЦИКу СССР разработать и утвердить положение о выборах в Верховный Совет СССР и установить их сроки. Бюрократия выиграла время для нанесения ответного удара.

Теперь региональные руководители спешили действовать, пока избирательный проект Сталина не воплотился в реальность. Действовать же они были приучены только в одном ключе, преодолевая любые трудности путем их устранения с помощью репрессий.

Еще в ходе обсуждения новой Конституции региональные руководители – члены ЦК принялись в духе всеобщего массового психоза нагнетать обстановку, засыпая Политбюро заведомо ложными докладами об обострении классовой борьбы на местах.

Так, в ходе октябрьского пленума ЦК 1936 года они подвергли Сталина настоящему организованному давлению, по сути предъявив ему ультиматум – если к выборам будут допущены спецпереселенцы, попы и другие «враги», к власти могут прийти противники социализма. Открыто выступить против такого убеждения всего ЦК означало бы для Сталина принять сторону врагов советской власти, противопоставить себя узурпированной бюрократией воле партии.

Сталин знал, что альтернативу его проектам аппарату уже предложил Троцкий, уверенный в необходимости изменения избирательной системы по существу только после победы коммунизма, что гарантировало бы пожизненные права аппарата на власть. Троцкий писал:

Само по себе уравнение политических прав рабочих и крестьян может и не нарушить социальной природы государства, если влияние пролетариата на деревню достаточно обеспечено общим состоянием хозяйства и культуры. В эту сторону должно несомненно вести развитие социализма. Но если пролетариат, оставаясь меньшинством народа, действительно перестает нуждаться в политических преимуществах для обеспечения социалистического курса общественной жизни, значит, самая потребность в государственном принуждении сходит на нет, уступая место культурной дисциплине. Отмене избирательного неравенства должно было бы в таком случае предшествовать явное и очевидное ослабление принудительных функций государства. Об этом, однако, нет и речи ни в новой Конституции, ни, что важнее, в жизни.Не менее знаменательно введение тайного голосования. Если принять на веру, что политическое равенство отвечает достигнутому социальному равенству, то загадочным представляется вопрос: почему же в таком случае голосование должно отныне ограждаться тайной? Кого, собственно, боится население социалистической страны и от чьих покушений требуется защищать его? Старая советская Конституция видела в открытой подаче голосов, как и в ограничениях избирательного права, орудие революционного класса против буржуазных и мелкобуржуазных врагов. Нельзя допустить, что ныне тайное голосование вводится для удобств контрреволюционного меньшинства. Дело идет, очевидно, о защите прав народа. Кого же боится социалистический народ, не так давно сбросивший царя, дворян и буржуазию?