Гений Умирает Дважды

Но тут же, выругавшись, остановил попискивание — это был номер Боксера, а к нему обращаться теперь бесполезно… Ничего, тупорылый неблагодарный русак, я на тебе за все проколы, в том числе и свои, отыграюсь, — мстительно подумал Ваха. Ты, ишак карабахский, еще сто раз пожалеешь, что на свет родился, не говоря уже о том, что пытался бежать, да еще этих двух русских сучек прихватил…

Султанов быстро набрал следующий номер. В динамике прозвучало несколько долгих гудков, прежде чем отозвался голос Кермача. Наверное, его сотовый был в «бардачке» машины, а сам он возился, ремонтируя поврежденный двигатель.

— Я слушаю.

Сегодня Султанова раздражало абсолютно все.

— Это я тебя слушаю, — резко сказал он. — Докладывай, как дела?

— Это вы, шеф? — на всякий случай уточнил Кермач.

Он прекрасно понял, с кем разговаривает. Однако всячески старался отдалить то мгновение, когда придется рассказать о гибели Боксера.

— Ну а кто же еще?

— Пробит радиатор, — продолжал тянуть волынку водитель. — И маслопровод. В общем-то ничего серьезного, но придется повозиться…

Шайтан, ну отчего же все русские такие тупые?!.

— Я не о том. Как там наш друг?

Кермач помолчал.

— Не слышу… — предчувствуя какую-то новую неприятность, спросил Ваха.

— Он… — замялся Кермач, которому отступать было больше некуда. — Он умер.

О, Аллах, да за что же сегодня все это?..

— А-а-а, вашу мать!.. Давай сюда Самурая.

Шелест и невнятное бормотание в телефоне свидетельствовали о том, что аппарат передавали из одних рук в другие с соответствующими комментариями.

— Я слушаю, шеф! — подобострастно отрапортовал чувствовавший себя виноватым Самурай.

По обеим сторонам дороги стремительно уносились назад заросли. Ваха невольно обращал внимание на эту красоту, сравнивая ее с красотами родного, заросшего густым колючим лесом, Кавказа.

— Давай, сука такой, затирай дела, которых ты нагадил!.. Наша подруга ушел… Подключай своих ребят, я не знаю кто, сам, сука такой, решай, давай Джонни, у него связи, узнать, перехватить ее, билят, не дать, чтобы ее в Москву увезли, тогда висё пропало, хоть штурмом местную ментовку берите, если она туда попала…

Ваха говорил сумбурно. У него в голосе сейчас куда сильнее обычного проявлялся кавказский акцент. И он никогда не позволял себе столь откровенно и безбоязненно отдавать команды по телефону. Но сейчас он просто потерял контроль над собой — нужно было срочно выправлять положение.

— Да, шеф… Понял, шеф… — несколько раз повторил Самурай. — Будет сделано, шеф…

Он еще заканчивал говорить эти слова, когда автомобиль с Вахой подъехал и остановился рядом с группой боевиков, сгрудившихся возле замерших машин. И возле тела глядящего в небо Боксера.

МОСКВА, ВОЛКОВ ПЕРЕУЛОК

Предварительные приготовления к проведению операции всегда насыщены суетой, нередко, даже чаще всего, излишней. А вот когда следуют доклады о готовности, напряжение спадает… Впрочем, почему спадает?.. Оно просто переходит в иную ипостась — ибо с момента доклада время как будто замирает, словно забывает о своем изначальном предназначении бесконечно течь и все менять… Даже секундная стрелка не прыгает бодренько, а вяло тянется по предначертанному ей кругу.

А потом происходит обратное: когда наступает пора действовать, она, эта стрелка, вдруг снова срывается в стремительный галоп.

Но это будет потом, когда появится «клиент». А пока — пока нужно лишь ждать.

— Первый готов.

— Второй готов.

— Третий готов…

Готовы-то они готовы, да вот только за конечный результат все равно никто поручиться не сможет. Уж кому-кому, как не Струшникову это знать!

— Принято, — тем не менее как можно бодрее отозвался он. — Теперь ждем, ребятки.

Эфир откликнулся моментально:

— Долго ждать-то?

Струшников и сам хотел бы это знать. Но увы… Поэтому и отозвался подчеркнуто сухо:

— Сколько нужно.

— А сколько нужно? — не унимался голос в эфире. — У меня сегодня рандеву…

— Не засоряй эфир, Олег! У тебя каждый день рандеву…

На разборе я тебе отвечу на все вопросы.

— Все-все-все, молчу-молчу… Не то от страха обмочу…

Что именно собирается обмочить Олег, он не сообщил. Тем не менее в эфире послышались смешки. Струшников представил, как сейчас хмыкают, скрывая улыбки, оперативники. А, скажем, человек, который ковыряется в двигателе своей якобы заглохшей машины и улыбается неизвестно чему, всегда вызывает удивление — когда искра уходит "в балон", тут не до смеха.

— Хватит! — повысил он голос. — Ждем.

Олег не отозвался. Что и говорить, думал о нем командир, хваткий он парень, перспективный. Да вот только подражает кумиру своей юности, Сашке Максимчуку, бабнику и баламуту, который в знак протеста ушел из отряда осенью девяносто четвертого, когда наши политиканы в первый раз решили нахрапом в Чечне порядки наводить руками восемнадцатилетних необученных пацанов…

Самое неприятное для оперативника — ожидание, опять подумал Струшников. Когда раздается команда "Вперед!", все становится на свои места, время раскручивается подобно пружине из будильника. А вот так, когда не знаешь, когда появится тот, кого ждешь… Тягостно…