Гений. Жизнь и наука Ричарда Фейнмана

Другие стандартные объяснения из учебника были такими же неинформативными: «объекты падают из-за гравитации»; «объекты изнашиваются из-за трения». Фейнман преподавал фундаментальные основы первокурсникам Калтеха, но считал, что все то же самое доступно пониманию первоклассника. «Подошва ботинок изнашивается, потому что трется о тротуар; она зацепляется за маленькие неровности и бугорки на дороге и рвется». Вот это настоящие знания, считал он. «А если просто сказать “ботинки изнашиваются из-за трения”, это не наука, и меня такие формулировки удручают».

За время работы в Калтехе Фейнман прочел тридцать четыре программных курса — примерно по одному в год. Большинство из них предназначались аспирантам и были специальными: «Продвинутый курс квантовой механики»; «Вопросы теоретической физики». Тема курса часто совпадала с текущими научными интересами Фейнмана. Порой, сами того не осознавая, слушатели становились свидетелями первого и последнего отчета о значительном открытии, которое любой другой физик тут же поспешил бы опубликовать. А еще он почти двадцать лет читал курс, не упомянутый ни в одном списке, — «Физика Х». Раз в неделю аспиранты собирались и задавали любые научные вопросы, какие только пожелают, а Фейнман отвечал, и это была полная импровизация. Он производил на студентов неизгладимое впечатление: те часто уходили из лаборатории Лауритцена в подвале Калтеха с ощущением, что посетили сеанс всеведущего оракула, который, однако, нисколько не кичился своим знанием, а считал его доступным всем и каждому. В то время как предмет его изучения — квантовые частицы — становился все более абстрактным и эзотерическим, он верил, что истинное понимание требует ясности. Один физик как-то попросил его в простых терминах объяснить стандартное явление: почему частицы с дробным спином подчиняются статистике Ферми — Дирака. Фейнман пообещал подготовить лекцию для первокурсников по этой теме. И в кои-то веки у него ничего не вышло. «Я не смог упростить эту концепцию до уровня новичков, — признался он через несколько дней и добавил: — Значит, на самом деле мы ее не понимаем»[167].

Участвуя в образовательных инициативах, он думал прежде всего о своих детях. В 1964 году он принял редкое для ученого такого уровня решение вступить в общественный комитет, который занимался отбором учебников для калифорнийских начальных школ. Исторически членство в этом комитете было синекурой; участники негласно получали «пряники» от издателей. Как выяснил Фейнман, учебники почти никто не читал. Но он вознамерился прочесть их все — и тонны книг доставили к нему домой. Это была эпоха «новой математики» в начальном образовании — попытка модернизировать преподавание в школе путем введения таких сложных концепций, как теория множеств и недесятичное исчисление. Новая математика закрепилась в школах страны на удивление быстро, несмотря на беспокойство родителей, которое хорошо передавала карикатура в журнале New Yorker. «Смотри, пап, — говорила маленькая девочка, — это множество включает все заработанные тобой доллары; твои расходы — подмножество. А твои налоговые вычеты — подмножество этого подмножества».

Фейнман модернизаторов не поддержал. Вместо этого он проткнул мыльный пузырь новой математики. Своим коллегам по комитету он заявил, что множества в этих учебниках не что иное, как извращенный педантизм, введение новых определений ради самих определений, типичный пример обучения словам без объяснения понятий. Например, первоклассникам предлагали решить задачу: «Определи, равно ли множество конфет множеству девочек». Фейнман считал это настоящей болезнью. Из формулировки просто убрали всю ясность, сделав ее более размытой по сравнению с обычным предложением: «Определи, хватит ли девочкам конфет». Специальная терминология может подождать своего часа, говорил он, а уж специфический язык теории множеств вообще никогда никому не пригодится. Зато, как обнаружилось, в модернизированных учебниках не затрагивались те сферы, в которых эта теория становится действительно полезной и имеет смысл, а не остается пустым определением, в частности различные степени бесконечности.

«Это крайний пример употребления новых слов и определений, так как факты здесь вообще не объясняются… Большинство людей, прочитавших этот учебник, наверняка удивятся, если я скажу им, что символы или , обозначающие сумму и пересечение множеств… и все сложные обозначения множеств, которые в нем содержатся, почти никогда не встречаются в работах по теоретической физике, в инженерии, бизнесе, арифметике, компьютерном дизайне и прочих сферах, где используется математика».