Гений Зла Муссолини

Национальный блок, придуманный Джолитти, оказался столь хрупким, что развалился буквально накануне выборов. Партии, входившие в него, передрались между собой. Джолитти усидел в кресле премьера только до июля 1921-го, а премьером оказался И. Бономи^[39] бывший социалист, позднее — министр в правительстве Джолитти. Он рассматривался как «промежуточный лидер», человек без особого личного авторитета. Одним из факторов падения Джолитти было то, что Муссолини здраво поглядел на положение — он отказался голосовать вместе с правительством.

Его «фракция фашистов» перешла в оппозицию.

Марш на Рим, 1922 год

I

По результатам выборов от 15 мая 1921 года в парламенте Италии оказалось 275 депутатов от Национального блока. Поскольку социалисты получили 122 мандата, а коммунисты и вовсе всего лишь 16, то получалось, что «националисты» получали твердое большинство — если б только они не передрались между собой. В этом смысле фракция фашистов не была исключением из правил — разве что шла впереди прочих по интенсивности. Когда новый парламент собрался на свое первое заседание, фашисты выкинули из зала депутата-социалиста, обвинив его в дезертирстве во время войны.

Но что действительно ставило ее в особое положение, так это полная неопределенность самого термина — «фашизм». Понятие было очень уж расплывчатым.

Фашизм — что это, собственно, такое?

Ну, в самых общих выражениях — фашизмом в то время именовалось всякое проявление бурного национального патриотизма, но в каждой провинции имелась своя собственная версия того, к чему же этот патриотизм следует приложить.

Скажем, в Тренто или в Триесте фашизмом называлось активное искоренение всего, что напоминало о недавнем правлении Австрии. Что, как ни странно, включало в себя подавление не только немецких, но и славянских союзов, и даже библиотек. Австрийские власти как-никак отличались терпимостью и ко всем этническим «лоскутам» своей «лоскутной империи»^[40] относились одинаково.

Однако Австро-Венгрии больше не существовало, а итальянские фашисты настаивали на введении полной итальянской идентичности.

Являлась ли требование такой идентичности фашизмом?

В какой-то степени ответить следовало бы положительно, но в долине реки По — скажем, в Ферраре, где действовал Итало Балбо, — под фашизмом понималось вовсе не «подавление славян», которым в Ферраре неоткуда было и взяться, а разгром левых профсоюзных организаций. То же самое происходило и в Ареццо, и в Умбрии, и в Тоскане. Тут дела напоминали скорее вялотекущую гражданскую войну — если с января по апрель 1921-го в «беспорядках» было убито больше сотни человек, то с апреля по май, всего лишь за один месяц, к ним добавилось еще столько же, а счет раненых и покалеченных превышал эти цифры вчетверо.

В индустриальный городок Эмполи, неподалеку от Флоренции, 1 марта 1921 было устроено вторжение фашистов. Ядром их отрядов стали суперпатриотически настроенные студенты, пополнившиеся множеством фронтовиков, — и они разгромили в Эмполи все учреждения Социалистической партии Италии, под лозунгом «Убирайтесь, или вас похоронят!».

И вот на фоне всего этого Бенито Муссолини выступал в своей газете как человек, который может быть «всем для всех», и говорил — с огромной энергией и решительностью — на дюжину ладов сразу.

Больше всего он упирал на то, что «следует восстановить порядок на основе общенационального согласия». И говорил, что государственное регулирование экономики перешло все границы. Рычаги государства должны быть усилены в политике, но безусловно ослаблены в экономике — это не его компетенция.

То, что Муссолини говорил по поводу экономики, было буквально списано с программы Либеральной партии, но он не заботился о целостности мировоззрения — только о практике: «Италия — бедная страна, ей незачем втягиваться в войну классов. Она должна производить».

Социальные проблемы следует решать расширением производства. Земля действительно должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает, но движение в эту сторону должно быть достигнуто увеличением доступной крестьянам земли, и «непременно в рамках закона». Это требование звучало несколько странно в устах лидера столь боевого движения, как фашизм, но, как уже и было сказано, Муссолини не смущали противоречия.

Антонио Грамши, глава итальянских коммунистов, говорил, что «фашисты — обезьяны, и производят они не Историю, а поток новостей». Интересно, что примерно такой же точки зрения придерживался и мудрый старый Джолитти. Он говорил, что фашисты, как фейерверк. Они делают много шудоа, но позади себя не оставляют ничего, кроме легкого дыма.

Ну, он ошибался.

II

И Грамши, и Джолитти недооценили лидера нового движения. Муссолини не смущало то, что его фракция составляет всего лишь около 7 % от депутатов парламента.

Он считал, что это неважно. Главное — массовая поддержка фашизма. Его депутаты — «аристократия действия», и это они понесут знамя итальянского национализма и станут организующим началом нового, истинно народного итальянского государства.