Гений Зла Муссолини

Р. Босворт, биограф Муссолини, говорит, что его герой и не ведал, что в 1933-м в его жизнь войдут два человека, которые останутся в ней до самой его смерти[79].

Это были Клара Петаччи и Адольф Гитлер.

Время резких перемен

I

Словечко «спичрайтер» попало в русский язык относительно недавно, но стало уже вполне знакомым. Означает оно, в точности в соответствии со своим английским написанием (англ. speechwriter), некое занятие, состоящее в том, чтобы составлять тексты речей, выступлений и прочего для каких-нибудь важных лиц — политиков, общественных деятелей или бизнесменов.

Но вот другое английское слово — «ghostwriter» — буквально «писатель-призрак», а по смыслу «писатель-невидимка». — в русский покуда не попало. В английском же это понятие тоже означает занятие, похожее на «спичрайтера», только что «невидимка» пишет для своего патрона не речи, а статьи или даже целые книги, которые патрон только подписывает.

Тут, как и везде, все зависит от квалификации. Попасть в «авторы-невидимки» главы государства — дело очень трудное, а уж суметь сделать это в 20 лет — неслыханный профессиональный успех.

Тем не менее Луиджи Барзини это удалось.

Он родился в 1908 году, а в 1928-м вошел в команду, написавшую «автобиографию» Бенито Муссолини, нацеленную на американскую аудиторию. Его партнерами в этом предприятии были известная нам Маргарита Царфати, брат диктатора, Арналдо Муссолини, и — в какой-то степени — Ричард Чайлд, бывший посол США в Италии.

Для того чтобы попасть в такую компанию, требовались и связи, и способности, и Луиджи Барзини всем этим располагал в огромных количествах. Его отец, Луиджи Барзини-старший, был одним из самых известных журналистов Италии. Истинный искатель приключений, он прославился своими сенсационными репортажами, например, с фронтов Русско-японской войны 1904–1905 годов, а потом, в 1907-м, сопровождал принца Боргезе в его умопомрачительном автопробеге от Пекина до Парижа. Все это предприятие заняло два месяца, дорога шла через Маньчжурию и Сибирь, в пределы Центральной России, и далее в Европу — и путешествие стало мировой сенсацией.

Барзини примкнул к фашистскому движению и очень там продвинулся — с 1923 по 1931 год был главным редактором газеты «Corriere d’America», издававшейся в США как рупор режима Муссолини.

А его сын, Луиджи Барзини-младший, учился в США в Колумбийском университете, поработал как репортер в паре нью-йоркских газет, включая «New York World», и потому-то и был привлечен Маргаритой Царфати и Арналдо Муссолини к сотрудничеству. Ну кто же лучше Барзини-младшего мог знать, как правильно подойти к американской публике?

Работа в таком проекте оказалась мощным карьерным толчком.

Так что когда в 1931 году Луиджи Барзини-младший первый раз в жизни приехал в Германию, то прибыл туда в качестве корреспондента сразу нескольких газет. Он был молод, весел, талантлив, с карманами, полными денег, и сердцем, полным надежд.

Берлин его поразил.

Курфюрстендамм, берлинский бульвар, задуманный как эквивалент Елисейских Полей в Париже, был полон ожившими персонажами книг де Сада[80] и Захер-Мазоха[81].

Там дефилировали мужчины, переодетые женщинами, женщины, переодетые мужчинами, женщины, одетые маленькими девочками, и женщины, одетые в обтягивающие кожаные костюмы, в высоких сапогах и с хлыстами всевозможных фасонов.

Барзини увидел безногих ветеранов на каталках, отталкивавшихся от тротуара кулаками, и слепых ветеранов, грудь которых украшали Железные кресты, полученные за подвиги в Великой войне, и грязных и заросших бородами ветеранов, кутавшихся в лохмотья своих военных мундиров, — и все они просили милостыню.

Вперемешку с ними в толпе толкались сутенеры, предлагающие все, что угодно: маленьких мальчиков, маленьких девочек, крепких молодых людей любой сексуальной ориентации, нежных барышень, готовых на что угодно и, как подозревал Барзини, даже на животных, лишь бы только это маленькое увлечение кого-нибудь из «потребителей» подкреплялось бы еще и кредитоспособностью.

Ему даже рассказали о рекорде — экстатическую часть акта любви следовало свершить в шею гусака, которому за мгновение до этого снесли голову[82]. Предположительно этот тонкий изыск соединял сразу и садизм, и некрофилию, и скотоложство, и содомию в одно целое — и нигде до такого не додумались.

Ну, кроме Берлина…

Луиджи Барзини почти не знал немецкого, в Германии был в первый раз в жизни и гадал — откуда это все взялось и какая Германия все это породила?

Понятно, что под безупречной правильностью военных парадов в Берлине при Бисмарке — как и под небрежной элегантностью аристократических балов в Лондоне при королеве Виктории — таилось немало грязи, и время от времени и там, и там случались скандалы, и какой-нибудь более или менее известный человек оказывался изгнан из общества и уезжал в добровольное изгнание, чтобы поселиться где-нибудь.