Гений Зла Муссолини

Фраза Мольера «Какой черт понес его на эту галеру?»[97] во Франции стала чем-то вроде пословицы. И она невольно всплывает в памяти, когда пытаешься разобраться в мотивах решения Муссолини помочь испанским мятежникам.

Ну ни с какой стороны Испания в сферу итальянских интересов не входила.

Имелся, правда, некий слабый огонек сочувствия к испанской версии фашизма — итальянское посольство в Мадриде даже располагало кое-какими фондами для ее материальной поддержки, — но они укладывались в предельно скромную сумму в 1000 песет[98] ежемесячно.

Имелось общее критическое отношение дуче к установлению в Испании либеральной парламентской республики. Дуче еще в 1931 году посчитал, что это «плагиат, да еще и с образца 150-летней давности».

Не совсем ясно — почему именно 150-летней?

Если имелась в виду первая попытка установления республики в Испании, то это было сделано в 1873 году, так что он ошибся лет так на девяносто. Но Муссолини мысль свою не пояснил, а просто сказал, что «парламентская республика сейчас означает использование масляной лампы в эру электричества».

Что такое «электричество», он тоже не пояснил, но из контекста понятно, что это фашизм.

Но вроде бы одной пренебрежительной ремарки недостаточно для того, чтобы полезть в чужое болото? Однако факт остается фактом — когда 19 июля 1936 года генерал Франко попросил через итальянского атташе в Танжере помощи в переброске его солдат из испанской части Марокко в собственно Испанию, дуче его просьбу удовлетворил.

В Марокко были посланы итальянские транспортные самолеты.

Они взлетели с Сардинии, полет прошел не больно-то удачно — один самолет упал в море, два приземлились во французской части Марокко, а не в испанской, — но начало было положено.

Летом 1936 года во Франции пришло к власти правительство Народного фронта — во главе с социалистом Леоном Блюмом. Блюм пытался как-то помочь Испанской Республике — он встретил сопротивление со стороны правых партий Франции и так ничего в этом направлении не сделал, — но Блюм считал Муссолини «надутым негодяем», в Риме это было известно, и усилия по помощи Франко были удвоены.

Для дуче это стало вопросом самолюбия.

Его собственные генералы предупреждали, что Испания — болото. Туда легко влезть, но вылезти будет трудно:

«…Если дела пойдут плохо, испанцы обвинят нас. Если дела пойдут хорошо, после победы они о нас забудут…»[99]

Но нет, это не помогло. В Испанию стали направлять «добровольцев», их общее число в конце концов достигло внушительной цифры в 50 тысяч человек, и, забегая несколько вперед, можно сказать, что почти четыре тысячи из них были убиты, а общая сумма, вложенная Италией в испанскую гражданскую войну, превысила восемь с половиной миллиардов лир.

И все это, как считалось, пошло на «увеличение престижа Италии».

III

Бенито Муссолини в ходе своего тримуфального посещения Ливии проделал вещь, удивительную даже для него: 18 марта 1937 года в Триполи, верхом на коне принимая арабских вождей местных племен, он поглядел на их подарок — очень декоративную игрушку, так называемый Меч Ислама, — и вдруг выхватил этот меч из ножен и пообещал, что «фашизм защитит мусульманских подданных Итальянской империи и поведет их к величию».

Ну что сказать? Апофеоз величия, да и только…

Но уже через несколько часов дуче срочно улетел в Рим — к победному звону фанфар добавилась нота холодной реальности. Итальянские войска в Испании потерпели неудачу-под Гвадалахарой. Это было очень неприятно. Итальянские фашисты, организованные в дивизии с названиями вроде «Черное пламя» общим числом 35 тысяч, при пушках, танках, самолетах и прочем, атаковали фронт республиканцев — и потерпели поражение. Да еще на стороне победителей сражались итальянцы-антифашисты…

Набрался целый батальон, названный именем Гарибальди и^.

Хуже всего было то, что вместо волны патриотического подъема испанская война вызвала в Италии не больно-то восторженную реакцию. Из Мадрида, удерживаемого республиканцами, велись передачи на итальянском — ив Италии стали слушать «испанское радио».

Возможно, это подействовало даже на дуче.

В апреле 1937-го он принимал в Риме Германа Геринга. Если и был в руководстве рейха человек, которому Муссолини симпатизировал, то это скорее всего был Геринг. У них было много общего: оба были люди умные, очень циничные и невероятно, запредельно тщеславные — просто до анекдота.

Так что визит прошел очень хорошо. Но когда Геринг отбыл домой, Муссолини — в разговоре с Лагарделем[100], труды которого он ценил, — сделал удивительное замечание:

«После 1940 года вся Европа взорвется, и вы взорветесь, да и я тоже…»[101]

Что и говорить, бывают у людей странные видения — если б они их еще и понимали…

Но в будущее не заглянешь — а пока, в 1937-м, Италия все больше и больше сближалась с Германией. В Испании обе державы содействовали Франко, с Лигой Наций у той и у другой имелись проблемы одного и того же характера — такие вещи, что и говорить, как-то сближают.