Гений Зла Муссолини

Потому что эмигранты несут с собой на новые места идеи фашизма и тем их покоряют. Построение было патентованно абсурдным. Но в случае с Аргентиной или США его еще можно было как-то, с грехом пополам, обосновать тем, что итальянские землячества действительно существовали. Просто надо было объявить их ячейками фашистского общества, постепенно завоевывающего мир.

В случае Германии это объяснение, конечно, не работало.

III

11 августа 1939 года Чиано прилетел в Зальцбург. Он собирался поговорить с Риббентропом. Дело было в так называемом данцигском вопросе — еще в начале июля Германия стала требовать, помимо присоединения вольного города Данцига к рейху, еще и коридора к нему, проходящего по территории Польши.

Особой тревоги это не вызвало, вопрос казался незначительным — и Чиано улетел тогда в Испанию в надежде выколотить из генерала Франко хоть какой-то уплаты его долгов. Из восьми миллиардов лир, вколоченных Муссолини в его испанский проект, примерно половину составляли денежные займы — даже не оружие и не двойная фронтовая зарплата итальянским «добровольцам», а вот именно займы, в живых деньгах.

Ну, и Феличе Гварнери, хоть и без особой надежды на успех, хотел добиться хоть какой-то уплаты, и Чиано обещал «серьезно поговорить с генералом Франко».

Генерал, однако, оказался увертлив, как угорь.

В ходе гражданской войны в Испании у него сложились хорошие отношения с Муссолини.

Конечно, они не были равны рангом. Франциско Франко стал главой государства только весной 1939-го, а дуче к этому времени правил Италией уже семнадцатый год.

Так что Франко писал Муссолини письма, выдержанные в самых почтительных тонах, и часто обращался с просьбами — когда о совете, а когда о более материальных делах, вроде отсрочки платежей по долгам.

И вот в этом избранном жанре — письмах от бедного, но крайне почтительного родственника своему богатому дядюшке — Франко оказался очень талантливым литератором. Он льстил Муссолини, взывал к его рыцарским чувствам, много говорил о неоплатном долге благодарности, которым весь испанский народ — и он лично, генерал Франко, — обязан щедрости дуче, и добавлял, что он лично целиком и полностью готов к услугам Его Превосходительству, только вот денег в Испании сосем нет и не предвидится, потому что хозяйство ее расстроено войной и «Испании надо перевязать свои раны».

Зная дуче, генерал Франко сыграл на его слабостях, как на скрипке.

В итоге Чиано возвратился в Рим с пустыми руками, — а тут как раз подоспели депеши из Берлина. Аттолико, посол Италии в Германии, был очень встревожен и настаивал на том, что проблема с. Данцигом затягивается и дело идет к войне.

Чиано считал это большим преувеличением.

Во-первых, «Стальной пакт» в самой первой своей статье утверждал следующее:

<(Обе высокие договаривающиеся стороны постоянно остаются в контакте друг с другом, чтобы договариваться обо всех их общих интересах или вопросах, касающихся европейского общего положения».

Во-вторых, частным образом, в разговорах между дуче и фюрером было решено, что никакой большой войны в ближайшие три-четыре года не будет. Муссолини, собственно, сам говорил зятю, что начинать войну сейчас было бы невероятной глупостью — по его оценке, шансы на успех в 1939 году были бы в лучшем случае 50 %, а вот в 1942-м или 1943-м они возросли бы до 80 %.

Ну, а поскольку изменений в этих планах не было и дуче обо всем договорился лично с фюрером, и после этого никаких дополнительных консультаций с Италией не было и в помине, то Чиано прилетел в Зальцбург с легкой душой.

И при встрече только и спросил у Риббентропа: чего же Германия хочет на самом деле — только Данцига или все-таки будет настаивать и на «коридоре» к нему?

«Нет, — сказал Риббентроп, — мы хотим войны».

IV

Вечером 13 августа 1939 года итальянская делегация устроила своего рода совещание в ванной комнате гостиничного номера Чиано — говорили все шепотом, а краны наливали воду в ванну и включены были до отказа. Идея была простой: создать как можно больше шума. Чиано надеялся, что это поможет — он не сомневался, что его номер прослушивается гестапо, но шепотом и при сильно шумящей воде, может быть, все-таки можно будет поговорить[120].

Вопрос был важнейшим — война приближалась семимильными шагами.

Дело в том, что к 13 августа 1939 года Чиано, помимо Риббентропа, успел поговорить еще и с фюрером. И тот сказал ему, что да, именно сейчас и есть лучшее время для военных действий против Польши, и они начнутся не позднее 15 октября. Но это будет локальная война.

Италии не о чем беспокоиться. И показал телеграммы, полученные из Москвы. Они и правда звучали обнадеживающе — получалось, что некая договоренность с СССР будет достигнута, и коли так, западные демократии не решатся ни на что, и их гарантии Польше останутся пустым звуком.

Так что, хотя «Стальной пакт» обязывал Италию к действиям, фюрер на них не настаивал.

Однако Чиано был донельзя встревожен. Он не был уверен в том, что война останется локальной, но был абсолютно уверен в том, что Италия к войне не готова.