Читаем Гений зла (сборник) полностью

музыкальной газеты за 2002 г.

** Т.е. примерно за месяц до исполнения Рудольфом Баршаем

отцовского Реквиема в Большом зале консерватории.

действий следователя в том, чтобы прикрыть стукача при

помощи дискредитации другого человека.

...Чтобы не быть голословным, разберу ключевой эпизод из

упомянутой серии, в основу которого положен – как я считаю –

трюк с характерным для Прохоровой словом.

...Слово «шакалы» является для Прохоровой характерным (см.

вышеупомянутую статью, а также статью А. Григорьева

«Прохоровы с Трех гор» в «Известиях» от 12.05.1998). Уверена

ли Прохорова, что употребляла это характерное для нее слово

только при моем отце? Я, например, убежден в

противоположном.

...Теперь приведу цитату из статьи Прохоровой: «В конце ноября

1950 года мне устроили очную ставку с сестрой Шуры – Марией

Лазаревной, очень больным человеком. Она дрожала и сначала не

могла вымолвить ни слова и только после того, как следователь

пригрозил ей привлечением к уголовной ответственности, робко

сказала, что я плохо влияла на ее брата, ругала соответствующие

органы, называла их «шакалами». Но с Марией Лазаревной я

вообще никогда ни о чем не разговаривала <…>». (Здесь и далее

курсив мой. – А.Л.).

...Прохорова приходит (я же считаю, что ее аккуратно подводят)

к выводу: брат сообщил сестре, что Прохорова называет органы

безопасности «шакалами» и послал свою сестру на Лубянку. Вот

что пишет Вера Ивановна по этому поводу: «Мне очень легко

было отрицать все показания Марии Лазаревны, хотя именно

после очной ставки с ней мне стал понятен целенаправленный

характер бесед со мной Шуры <…>. Таким образом, мать и

сестра Шуры, а также его лучший друг выступили в роли

лжесвидетелей».

...Однако Прохорова упускает из виду иную возможность: сестру

моего отца привозят на Лубянку и с помощью угроз заставляют

«вспомнить» то, чего она никогда в жизни не слышала.

Показания моей тетки, в которых присутствует характерное для

Прохоровой слово (известное «органам» от остающегося

незамеченным стукача) автоматически бросает тень на моего

отца, что «органам» и требуется.

...То, что Прохорова считает моего отца законченным злодеем,

неудивительно. Ведь он, по ее мнению, не ограничился тем, что

послал лжесвидетельствовать свою мать и лучшего друга, но не

пожалел и родной сестры, которая еле держалась на ногах.

(Незадолго до этого моя тетка перенесла операцию, в ходе

которой ей удалили шесть ребер и одно легкое. Ее дважды

привозили на Лубянку из санатория – в первый раз она

отказалась что-либо подписывать).

...Попробуем теперь взглянуть на эту ситуацию с иной точки

зрения. Прохорова считает моего отца очень умным человеком

(хотя и злодеем). Однако одновременно она, не замечая того,

приписывает ему идиотические действия. Ведь мой отец, по ее

мнению, услышав от нее в разговоре наедине про «шакалов»,

заставляет свою сестру сообщить об этом самой Прохоровой (на

очной ставке). То есть зачем-то совершает саморазоблачение.

Поэтому интерпретацию, даваемую Верой Ивановной всему

эпизоду, я считаю неверной.

Замечу, что возможно еще одно, совсем уж простое объяснение

показаний моей тетки, от которой я знаю, что, хотя Прохорова

лично с ней почти не разговаривала и вообще ее практически не

замечала, но вела себя запредельно неосторожно в большой

компании, собиравшейся в доме моего отца, где моя тетка также

присутствовала. Так что не исключаю, что моя тетка могла

просто повторить то, что слышала от Прохоровой на самом деле.

Прежде чем переходить к разбору следующего эпизода, напомню

читателю о том, что на Лубянке – чтобы сбить арестованных с

толку – использовались так называемые «типовые антисоветские

высказывания» (см. «Воспоминания» Надежды Мандельштам).

Продолжу теперь цитировать Прохорову: «<…> единственный

раз, когда мы оказались с Мееровичем и Локшиным вместе, за

одним столом – был день рождения Шуры, кажется, 19 сентября

1949 года, у него дома. Тогда при прощании на лестничной

площадке, когда все остальные гости уже прошли вперед,

Локшин сказал мне: «Вера, посмотрите на портрет Маленкова.

Это самый лютый антисемит, и мне придется за него голосовать».

Я ответила, что все они одним миром мазаны, все сволочи и

негодяи (за точность формулировок я не ручаюсь), не все ли

равно. Вот это и пытался на очной ставке мне повторить

несчастный Миша Меерович <…>».

...И вот, по мнению Прохоровой, мой отец, услышав от нее в

разговоре наедине вышеприведенную фразу (или даже примерно

такую!) посылает через год с лишним своего лучшего друга на

Лубянку, чтобы тот напомнил об этом самой Прохоровой… Но

ведь так не поступил бы не только очень умный, но даже

минимально сообразительный стукач (если он не хочет, чтобы

его разоблачили, конечно). Значит, интерпретация Прохоровой

данного эпизода (равно как и предыдущего) неверна.

...Вместо того чтобы приписывать моему отцу злонамеренное

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии