Гений зла

Борисовичем Баршаем. Ещё на этом же уроке я показал 7-ую

симфонию Александра Лазаревича, записанную на этом же

диске, с партитурой, подаренной автором с дарственной

надписью. Музыка Локшина будет звучать у нас и впредь.<…>

...Ваш Борис Тищенко

15 мая 2001г.

СПб

P.S. Сердечный привет Татьяне Борисовне!

ПРИЛОЖЕНИЕ 6

А.А. Локшин Искусствоведение в штатском

В июне 2001-го года, когда первое издание «Гения зла» было уже

напечатано, в Москву из Баден-Бадена ненадолго приехала Инна

Львовна Кушнерова, мать Лены. Мы созвонились и договорились

о встрече, назначили день и час. Я должен был приехать к Инне

Львовне, привезти ей книжку и рассказать кое-что про свои (до-

вольно удивительные) приключения в суде. Инне Львовне всё это

было интересно, – ведь она знала моего отца с очень давних пор.

В 1944-ом году она присутствовала на госэкзамене, который

моему отцу разрешили сдавать благодаря ходатайству

Мясковского, а потом училась у моего отца в Консерватории.

Инна Львовна много лет уже не была в Москве, и тем для разго-

воров накопилось предостаточно. И вот, во время нашей

оживленной беседы, раздался звонок*, и незнакомый мужской

голос попросил к телефону Александра Лазаревича. (Напомню

читателю, что Александром Лазаревичем звали моего отца. Это

весьма редкое сочетание имени и отчества; я, во всяком случае,

такого имени-отчества больше ни у кого не встречал.)

– Здесь такие не живут, – ответила Инна Львовна, немного

изменившись в лице.

* Звонок раздался примерно через 10 секунд после того, как Инна

Львовна переспросила меня, действительно ли я не слышал от отца

имени человека, виновного в арестах.

Теперь я должен, – чтобы всё стало ещё более ясно, – сказать две

вещи.

Первое. К моменту этого телефонного звонка мой отец уже

четырнадцать лет как умер.

Второе. Телефон, так поразительно вовремя зазвонивший,

никогда не имел никакого отношения к нашей семье. Это был

телефон московской квартиры Инны Львовны.

Я понял, что телефонный звонок предназначался лично мне и

представлял собой какое-то предостережение или угрозу. Ну, а

кроме того, этот звонок означал, что меня элементарно «пасли»

некие заинтересованные лица. Первое издание «Гения зла» явно

кому-то не понравилось.

Признаюсь, что я испугался. И за себя, и за Инну Львовну.

Потом, когда первый испуг прошел, мне стало интересно, – кто

же мог организовать этот звонок? И понимал ли этот явно

перестаравшийся господин, какую густую коричневую тень

отбрасывает он на всех недоброжелателей моего отца?

* * *

Прочтя эти строки, недоверчивый читатель с повышенно трезвым

складом ума, наверное, скажет: «А все-таки тот звонок, когда

попросили к телефону Александра Лазаревича, мог быть

случайностью, простым совпадением. А у автора – в силу его

нервного состояния – развилась на этой почве небольшая мания

преследования».

Ты прав, читатель! Звонок – совпадение, а у меня – мания

преследования.

Все это так.

Но вот еще один эпизод (конец лета 2001-го года). В самый

разгар бурного семейного разговора, происходившего далеко за

полночь (а разговор касался, между прочим, «Гения зла»),

зазвонил телефон. «Алло!» – сказал я несколько раз, но не

услышал никакого ответа. Через 10 минут звонок повторился, и

опять на мои возгласы никто не откликнулся. Еще через 10 минут

звонок раздался снова. На этот раз я молча прикрыл трубку

рукой, чтобы не было слышно, как я дышу, а сам стал

вслушиваться в телефонные шорохи. Молчание тянулось минуты

две. А потом произошло нечто невообразимое. Незнакомый

мужской голос забормотал: «Ну вот, ну надо же… По-моему, они

сами нас сейчас пишут…» И в трубке загудело.

сентябрь 2001

А.А. Локшин «Быть может выживу»

События 1948-49-го годов сыграли слишком большую роль в

дальнейшей судьбе моего отца, чтобы я мог умолчать о том, что

узнал от него самого, от других людей и из некоторых

сохранившихся документов.

В мае 48-го года у отца случился сильнейший приступ язвенной

болезни; его сразу же положили в Институт Склифосовского. В

то время резекция желудка считалась рискованным делом и

вероятность неблагоприятного исхода была велика. Однако

обезболивающие уже не помогали, поэтому отец решился на

операцию.

28 мая его оперировал известный хирург С.С. Юдин. Отец был

крайне истощен, а после операции настолько ослаб, что в течение

нескольких суток буквально не мог пошевелиться. Это и спасло

его – послеоперационные швы успели срастись. Физически

намного более крепкий военный, которого оперировал тот же

хирург и тоже по поводу язвы желудка, умер на соседней койке

(на глазах у моего отца), так как не смог нужное время лежать

неподвижно и послеоперационные швы разошлись.

15 июня 48-го года отца выписали из больницы, а 26 августа –

уволили из Консерватории в ходе кампании по борьбе с

формализмом; ему снова припомнили его несостоявшуюся

дипломную работу «Цветы зла» на стихи Бодлера, из-за которой