Гения убить недостаточно

Заработала самосущая машина, производящая на свет реляции, доклады, донесения, уведомления, распоряжения, мнения, сомнения, разговоры. «Пишут» и «Говорят» – таковы чередующиеся названия всех глав романа. И под эту переменчивую музыку писания и говорения всемирный «маленький человек» итальянского воплощения (неважно, при деньгах он или бедствует, и чем он решил обзавестись – новой шинелью или новейшим изобретением) шаг за шагом вовлекается в сферу деятельности двух демонических сил – чиновничества и мафии, – сил одинаково всемогущих и непредсказуемых в своем глубинном идиотизме и врожденной склонности подозревать, приказывать, наказывать, запутывать в сети проблем, лишать покоя, свободы и жизни.

По какой причине мирное дело о телефоне приняло катастрофический оборот, превратилось в неуправляемое чудовище и поглотило своего главного фигуранта Филиппо Дженуарди? Потому ли, что фигурант с самого начала допустил непростительную ошибку, перепутал фамилию «Его Превосходительства», назвал префекта Монтелузы – нечаянно или намеренно – вместо Марашанно Парашанно (в чем чиновник усмотрел злой намек на тюремную парашу)? Или, может быть, просто сработал закон буддийской кармы: одно с виду безобидное действие, продиктованное эксцентричным желанием иметь частный телефон, чтобы во всякое время болтать со своей любовницей, вызвало тысячу непоправимых следствий?

Этими вопросами перестаешь задаваться, продвигаясь в глубину романа – к его второму дну, где обнаруживаются универсальные принципы человеческого бытия и становятся различимыми универсальные же демоны, противостоящие человеку, где бы он ни обитал – в Монтелузе или в Калуге…

Уроки того и этого света

Повестей, которые составляют знаменитый пушкинский цикл «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», конечно же, не пять, а шесть.

Шестой или, точнее, первой – является повесть о самом Иване Петровиче Белкине. Покойном. Это очень важный момент.

Пушкин сразу же объявил его покойным. Как автор – как мистификатор – Пушкин, несомненно, поступил мудрее, чем Гоголь, который представил публике своего Рудого Панька не только очень живым, но и очень говорливым.

Белкин в той особой пушкинской повести, которая носит название «От издателя», молчит. Его нет. Он покойный.

Выдуманному автору, во избежание дальнейшего разбирательства о природе и подлинности его личности, лучше всего быть покойным. Пушкин знал это превосходно. Мысль о том, что Белкин безвозвратно отсутствует на этом свете, он старался внушить читателю с особой настойчивостью. В коротком тексте, который повествует нам о Белкине, слова из одного семантического поля – «смерть», «покойный», «покойник», «кончина», «умер» – встречаются двенадцать раз.

Даже в деловых письмах к Плетневу, когда это было вовсе не обязательно, ибо адресат уже был подробно извещен о принадлежности Белкина к области фантастического, Пушкин не забывал держать Ивана Петровича твердой рукой в мире ином. «Я переписал мои пять повестей и предисловие, то есть сочинения покойника Белкина, славного малого», – сообщал он Плетневу в одном письме. В другом писал: «На днях отправил я тебе через Эслинга повести покойного Белкина, моего приятеля».

Но «приятелю» и «славному малому» не лежалось в могиле.

Вопреки воле реального автора выдуманный автор то и дело пытался восстать из мертвых. Впервые эта самовольная попытка воскрешения случилась осенью 1833 года. Князь Владимир Одоевский прислал Пушкину письмо. Оно начиналось такими словами:

«Скажите, любезнейший Александр Сергеевич: что делает наш почтенный г. Белкин?»

Да, именно так – «почтенный», а не «покойный» – написал князь. И далее, как ни в чем не бывало – как будто ему и дела не было до того, что господин Белкин (покойный) делать ничего не мог, – князь предлагал «почтенному» автору выступить с новой повестью в замышлявшемся альманахе «Тройчатка». Выступить вместе с двумя другими авторами родственного генезиса – Рудым Паньком и Иринеем Модестовичем Гомозейко, порожденным фантазией Одоевского.

«Что на это все скажет г. Белкин? Его решение нужно бы знать немедленно, ибо заказывать картинку должно теперь, иначе она не поспеет и “Тройчатка” не выйдет к новому году, что кажется необходимым. – А что сам Александр Сергеевич?» – вопрошал князь.

«Сам» Александр Сергеевич, отвечая Одоевскому, немедленно и решительно уложил на место приподнявшегося было из гроба автора.

«Не дожидайтесь Белкина, – отписал он князю, – не на шутку, видно, он покойник; не бывать ему на новоселье ни в гостиной Гомозейки, ни на чердаке Панка».

Воскрешения не произошло.

Но история с Белкиным неожиданно приобретает черты истории, случившейся с носом майора Ковалева. Белкин, или, во всяком случае, его имя, пускается гулять по свету самостоятельно.