GENIUS LOCI. Повесть о парке

Путь путешественника через парк продолжается, чем ближе к особняку, тем больше чувствуется рука человека. Игра света и тени сменяется игрой цвета и блеска. Кое-где посреди зеленого партера сверкают мелкие овалы воды, окольцованные камнем. Махровую киноварь роз, гладкую мраморность лилий оттеняют и подчеркивают полированные узкие листы жимолости. Груды желтых садовых ромашек смотрятся ярче и спелей на фоне мелкой низкой травы бесконечного газона. Огибая дом, путешественник вновь переживал волнующую смену панорам, перед ним с высоты верхней террасы открывался пологий травяной спуск к нижнему парку, к роскошной вольности в английском стиле: на широком пространстве естественными группами росли исполинские сосны вперемешку с кленами и вязами, высоченные лиственницы, охваченные пожаром зеленого пушка, притягивали властно взгляд дубовые купы во главе с великаном, поднявшим в небо целую рощу веток, стволов, листвы. Все дышало спокойной волей. В разрывах дерев лежали широкие солнечные пространства. Склоны были залиты лесными цветами: золотом лютика, кровью горицвета, сухой белизной нивяника. Стволы дерев касались взгляда самой разнообразной поверхностью: лоснистой белизной берез, розовой чешуей и желтой шероховатостью сосен, черной корой ясеня, голизной дубовых сучьев. Купы то приближались к лицу крупной кленовой резьбой, то убегали вдаль светлой рябью ажурных листьев рябины, брызгами липовых шапок, плотными мазками тополиных высей. Сердце путешественника чувствовало и дикость пейзажа, и его глубокую гармонию. Игра светотени была так богата оттенками, что напоминала волнующую поверхность моря. Рука художника, сколь ни была она деятельной, оставалась незаметной, а совпадение души с природой заставляло сильнее биться сердце. Думалось тоже легко и свободно, тревоги и страхи отступали. Парк омывал вояжера сухим водопадом теней, озарял лицо зеленым лучом. Шаг замирал, чтобы не мешать водопою глаз. Гармоничный хаос нижнего парка замыкали в незримую раму излучина реки и цепочка прудов-зеркал на нитке светлого серпантина. А дальше взор путешественника бежал по холмам и перелескам, полям и пашням, под брюхами тучек – в рубиновую щель заката на горизонте, и все это было полно колыхания, мягкого шума, который ухо как бы и не слышит. Природой правит воображение, ее черты смягчены улыбкой… но пора, давно пора пустить любовь под эти своды.

Наконец, путешественника окликнули из белой беседки.

К этому времени колесо Фортуны еще раз повернулось в судьбе парка, и теперь оно принадлежало вдове генерал-аншефа князя Ивина, и это его приемная дочь – Катенька – окликнула сейчас нашего путешественника из беседки «билье-ду».

Путешественником был молодой человек, недоучившийся студент Петербургского университета Петр Васильевич Охлюстин, сын бедного мелкопоместного дворянина Василия Петровича Охлюстина. Вот уже больше года Катенька и Петр Васильевич любили друг друга и признались в чувствах, но между влюбленными сердцами лежал глубокий ров самых сложных и неприятных обстоятельств.

Сначала о Катеньке.