Генму (СИ)

— Что ж, жаль. Ваш удивительный живой ум нашёл бы себе лучшее применение на отделении Управления. Вероятно, если бы вы стали его выпускником и затем построили карьеру политика, то этот мир исправился бы в лучшую сторону.

Он убрал руку, и мальчик вытянулся в струнку.

— Вы можете идти, Найт, — улыбнулся господин Миккейн. — Вы заслужили самые искренние мои похвалы.

Найт склонил голову в почтении, как того требовали правила поведения, и направился к выходу из аудитории.

— Впрочем, я мог бы предложить вам продолжить нашу беседу о романтичности того или иного народа, а также о причинах выбора названия того или иного государства, — донёсся до него голос учителя. — Возможно, у вас возникнут какие-то вопросы, и я с большим удовольствием отвечу на них.

Найт развернулся.

— У меня уже есть один вопрос, господин учитель, — чуть неуверенно начал он.

— Что ж, спрашивайте, — с готовностью кивнул историк.

— Только вы не обижайтесь. Я вовсе не хочу вас оскорбить… А зачем вы составили тест из таких заковыристых вопросов? Ну, то есть на которые в учебниках и в Сети нет однозначного ответа. И приходится думать.

— Вы сами и ответили на свой вопрос, юноша. Эти вопросы должны были заставить вас думать.

Найт кивнул. Потом широко и открыто улыбнулся и вприпрыжку выскочил из аудитории.

Глава 7

На каникулы, длившиеся всего месяц, мальчиков из хороших семей забирали домой. Те, кто через две-три недели после рождения оказывался в специальных «инкубаторах» и проводил там следующие три года своей жизни, оставались в общежитиях Академии. На время каникул режим смягчался; мнемотеки, спортзалы, бассейны, лаборатории, тиры, видеозалы и прочие заведения, в которых можно весело и с пользой провести время, были открыты круглосуточно. Для старших курсантов отменялся комендантский час, и порой общежития и спальни будущих выпускников оглашались пьяными воплями и грохотом музыки до самого утра. Младшие мальчики могли гулять по городу, сколько им вздумается, но обязаны были возвращаться к отбою.

В пятом блоке Боевого отделения, как, впрочем, и в остальных его блоках, почти все мальчики остались на каникулы в Академии.

Чаще всего «в киборги» шли неблагополучные дети. Мало какому жителю Империи, который обладал прекрасной генетикой и деньгами, позволяющими приобрести женщину и произвести на свет потомство, нравилась перспектива увидеть своего долгожданного и обласканного сына полумеханическим воином, обречённым если не на смерть в бою, то на жуткое и загадочное исчезновение с лица земли ровно в сорок пять лет. Кроме того, киборгам никогда не выдавали разрешения на репродукцию: слишком уж сильно били по генам и здоровью многочисленные вшивки и различные инъекции, которые к этим самым вшивкам и подготавливали растущий организм. Видеть в своём сыне окончание своего рода претило любому «генетически годному», или генго. Даже многодетные отцы предпочитали пристроить всех своих сыновей на какие-нибудь иные отделения Академии, словно чумы избегая Боевого.

Но встречались и редкие исключения — отвергнутые по тем или иным причинам отпрыски знатных семейств или бунтари, сумевшие в свои нежные десять лет нарушить отцовскую волю. Иногда вполне благополучные отцы, особенно военные, не имевшие того количества вшивок, которое позволило бы им самим называться киборгами, намеренно отправляли сыновей на Боевое отделение. Вероятно, таким жестоким образом они пытались чужими руками осуществить свою так и не сбывшуюся мечту.

Делейт Лебэн не относился к этим исключениям. Он не знал ни имён своих родителей (только фамилию), ни классового положения отца, ни его профессии, ни адреса — ничего. Краем уха слышал, что отец его был мелким клерком в какой-то корпорации, кое-как скопил денег на одну-единственную женщину, да и то не слишком чистых кровей, произвёл на свет сына, с гордостью зарегистрировал его и с облегчением сдал на руки государству, выполнив перед ним священный долг улучшения демографической ситуации и доказав ему свою биологическую полезность.

Мальчик рос сильным, здоровым, бойким, но душу его постоянно грызло какое-то тоскливое, тягостное недовольство. То ли самим собой, то ли несправедливостью этого мира. Он с нескрываемой завистью проводил на каникулы близнецов, которых прозвал «генеральчатами». За Генрихом и Штэфом приехало несколько старомодное авто с тонированными стёклами и унесло братьев навстречу семье, хоть какому-то теплу и пониманию. Впрочем, это вряд ли. Наверняка мальчишки всю жизнь будут лишь средством для исполнения чаяний их отца-генерала. И вряд ли они когда-нибудь смогут осуществить эти чаяния в полной мере. Наверное, это страшно — когда за малейшую провинность ожидаешь недовольного, холодного взгляда и ждёшь, что вот сейчас ты увидишь спину строгого, отстранённого отца и услышишь его глухой голос: «Я разочарован». Но Делейт не отказался бы даже от этого.

— Тоже мне! — шипел он, с остервенением шнуруя высокие казённые ботинки, которые выдавали всем курсантам. — Генеральчата! Ишь как носы-то задрали, когда в машину шли!