Генму

Исполинские белые лебеди бесшумно танцевали на вздыбившихся зубьями торосах. Они резали странные, совсем не свойственные птицам лапы об острый радужный лёд и лишь удручённо вздыхали. Найт пытался бежать от них, но поскальзывался, падал, неуклюже пытался подняться, впивался ногтями в чёрный лёд. И видел там, внизу, в бездонной темноте, под толщами каменной воды смеющегося Дэла.

И в который раз просыпался от резкой боли в глазницах.

Соседи по спальне мирно посапывали. Кому-то, вероятно, снился кошмар: курсант неспокойно ворочался, закинув голую ногу поверх покрывала. Найт сел на постели, потёр глаза, потряс головой. Пелена не спадала. Чёрт, ведь господин Торроф предупреждал: слёзы могут повредить визоры. Модель не особенно дорогая. Такую могут поставить в любой клинике любому инвалиду, стеснённому в средствах, это не специфический имплантант для боевых киборгов. И даже такая мелочь, как слёзы, способна их испортить. Жаль, что нельзя удалить слёзные железы. Господин Торроф даже говорил почему, но Найт не мог сейчас припомнить.

Юноша встал и спокойно, без паники добрался на ощупь до душевой. Там он долго промывал визоры, потом сушил лицо под струёй горячего воздуха из агрегата рядом с раковинами, не моргая и с некоторой долей удивления отмечая, что может спокойно держать глаза открытыми, тогда как раньше рефлекторно жмурился.

Визоры просохли, зрение начало постепенно восстанавливаться — как будто реальность проступала, словно морозные узоры на стекле. До побудки оставалось полтора часа. Найт вернулся в постель и попытался уснуть. Но на душе было тоскливо. После таких снов, похожих друг на друга чем-то неуловимым, ему всегда было тоскливо и тревожно. Хотелось плакать.

Но Найт не плакал уже три года — с того момента, как ему вырезали глаза. Даже когда он узнал о смерти генерала Агласиса Шибты, большого друга отца и своего покровителя. Даже когда увидел, как Дэл у ангаров во дворе целуется взасос с каким-то незнакомым мальчишкой, вероятно, с другого отделения.

Но во сне он был не властен над слезами, и это раздражало.

Найт почти накопил нужную сумму на новые визоры, но сейчас он не имел права их вшивать. С первой-то операцией возникло множество проблем. Репутацию, а также карьеру господина Торрофа спасло лишь заключение специально созданной комиссии, постановившей, что произведённая замена глаз визорами не является «улучшением», а лишь «лечением», что не запрещено уставом Академии. А монтаж стабилизатора в количестве одной штуки является просто «поддерживающей терапией». Хотя на самом деле, как считал Найт, кибербиолога спасло происхождение и связи в столице. А Найта не принудили немедленно избавиться от несанкционированных имплантатов благодаря не только замолвленному за него господином Торрофом словечку, но и личными качествами самого молодого киборга.

Все три года он уверенно получал высшие баллы по всем дисциплинам и считался гордостью не только Боевого отделения, но и, не без преувеличения, всей Академии. Сомнительным достижением была также его известность в Сети: ролик с «танцующим альбиносом» до сих пор пользовался большой популярностью, оброс целой горой ремиксов, подражаний, от пародийных до вполне реалистичных, даже сувенирами вроде футболок или наклеек.

Но всё это не заставило Найта возгордиться и задрать нос. Впрочем, от забитого, вечно краснеющего и заикающегося уродца не осталось и следа. Теперь это был высокий мускулистый семнадцатилетний юноша с густыми длинными волосами, которые он носил заплетёнными в косу, и лучистыми глазами, похожими на хрусталь или речной лёд. Но Найт по-прежнему был воспитан, вежлив, послушен с учителями, справедлив с приятелями, хотя, пожалуй, слишком уж нейтрален и несколько холоден.

Близких друзей у Найта так и не появилось. Он был со всеми и ни с кем. Тот единственный, кому он хотел бы отдать всё тепло своего сердца, считал его «занудой», «зубрилой», «учительским любимчиком», «технофриком», «чудиком» — кем угодно, но только не «классным парнем».

И Найт ничего не делал для того, чтобы изменить эту ситуацию. Наоборот, он становился всё большим и большим «зубрилой», «учительским любимчиком» и «технофриком». Следующий год — выпускной для Найта, и он тратил практически всё своё время на учёбу, тренировки, а также на визиты к господину Миккейну, в то время как однокурсники предпочитали «надышаться перед смертью» и на предпоследнем курсе отрывались как могли. Голографические картинки Найта стали популярны как никогда. Тем более что он поднаторел в своём искусстве ещё больше и мог уже моделировать целые оргии, да ещё и интерактивные.

Сам он удивительным образом был способен контролировать вспышки гормонов, относя это на счёт исправной работы стабилизатора. А может быть, Найт был настолько занят, что не успевал подумать о сексе. Или же просто боялся о нём думать, так как эти мысли приносили одну только боль неприятных воспоминаний. Грайд, Бофи, Дэл…

Найт с головой погрузился в учёбу и подготовку к главным экзаменам в жизни.

Глава 17