С Геной всегда было очень интересно разговаривать. Однажды мы ехали к Коле в Пушкин в электричке. Было мало народу. Нам было лет по 15–16. Когда уже недолго осталось ехать до Пушкина, весь вагон почему-то, все пассажиры подошли к нашим лавкам. А на них сидели Гена, я и еще пара сестер. Мы ехали и просто разговаривали. О чем конкретно, сейчас уже не вспомню, но Гена всегда интересовался политикой. Очень много рассказывал о всяких международных событиях. Я от этого была очень далека. А он много читал. Ему это было интересно. И вот тогда, в той электричке, он так интересно рассказывал – языком простым, но настолько сочным, что все столпились. Даже люди, которые переходили из своего вагона в другой вагон, останавливались у нашей скамейки и застревали. На платформу конечной станции Пушкин мы вышли благодаря Гене огромной толпой…»
Можно с большой степенью достоверности предположить, о чем тогда Гена Селезнёв рассказывал трем своим девчонкам-родственницам и всей вагонной аудитории.
Если это была осень 1962 года, то об очень нехорошем Карибском кризисе, напряженном противостоянии между США и СССР, когда наша страна в ответ на установку американцами в 1961 году в Турции ракет средней дальности «Юпитер», которые легко долетели бы до Москвы, вывезла на Кубу – тайно и с огромной опасностью для жизни и здоровья сопровождавших технику солдат – и установила там свои ракеты; и в Турции, и на Кубе у противников имелись в распоряжении ядерные боеголовки…
Если это был конец 1963-го – то Гена рассказывал об ужасном внезапном убийстве Джона Кеннеди. Информация об этом по Всесоюзному радио шла скупая, газеты были весьма тенденциозны, но человеку интересующемуся что-то выудить удавалось. А Гена, которому часто поручали делать в классе политические информации, уже знал, какие газеты могут ему пригодиться больше всего. В отношении международной жизни многие годы подряд была непревзойденной газета «Известия», которую недавно принял новый главный редактор, только что талантливо реформировавший «Комсомольскую правду», – Алексей Иванович Аджубей, зять Н. С. Хрущёва, сын учителя пения Ивана Аджубея и московской портнихи Нины Гупало, знаменитой Нины Матвеевны, которая обшивала кремлевских жен и дочек. Что касается интересных статей про жизнь людей в городах и селах СССР, то тут лучше было читать «Комсомольскую правду». О ленинградских делах писали «Ленинградская правда», «Вечерний Ленинград», «Смена», для ленинградских пионеров – «Ленинские искры»…
В школе Гену приняли в комсомол.
В комсомольской организации строгость, решительность и организаторские способности Г. Селезнёва заметили быстро. Но он и здесь проявлял самостоятельность и не умел, вернее, не желал бездумно следовать указаниям. Подобные качества были, надо сказать, очень редки тогда у юных активистов. Наиболее сообразительные из них сразу понимали, что послушных и исполнительных покровители охотнее продвигают по служебной лестнице. Но Селезнёву эта лестница была неинтересна. Он словно чувствовал, что когда-нибудь будет не переступать со ступеньки на ступеньку, а взлетать.
Гена сразу научился работать не поверхностно. Если поручено дело – значит, надо сначала рассмотреть его со всех сторон, продумать исполнение и затем сделать всё быстро и именно так, как будет лучше обычным людям, для кого усилия и предназначались, а не далекому от них начальству с его бесконечно любимыми галочками в отчетах.
Поручили Гене Селезнёву летом (видимо, сразу после восьмого класса) над пионерским лагерем шефствовать, а шефский день совпадал там с родительским. Гена съездил в первый раз и тут же рассказал Вере Ивановне: «Знаешь, мама, не ко всем детям родители приезжают. Есть даже матери, которые водку пьют. Как они приедут? А дети не виноваты. Они тоже гостинцев ждут. Купи мне, пожалуйста, килограмм конфет, печенья и еще чего-нибудь».
– И вот он туда ездил и тех детей, которым родители не привезли гостинцев, всех оделял. – Вера Ивановна плачет. – Да еще успокаивал каждого: «Твоя мама работает и не смогла приехать. В следующий раз приедет». А мамы такие пьяницы были!.. Сколько раз я покупала печенье, карамель, подушечки, баранки, и он всегда раздавал всё это детям, к которым не приехали родители. Я сколько раз ему эти сладости покупала… Это мне в нем очень нравилось. Я никогда не жалела денег на это, хотя не так богато мы жили.
Мать запомнила примечательный эпизод из школьной жизни сына. Редкий. О многом говорящий. Сам Геннадий Николаевич очень смутился бы: «А что тут такого? Кто-то же должен был догадаться, что несколько детей обделены вниманием». Но догадался только он.
Послушаем друга Селезнёва со времен юности.
В. А. Могучий: «…А знаете, почему, кстати сказать, Геннадий решил стать журналистом?! Он стал им в силу жизненных обстоятельств и своего характера. Селезнёв на меня всегда производил впечатление