Геннадий Зюганов: «Правда» о вожде

В этой главе я буду обращаться преимущественно к событиям первой четверти ХХ века, но не могу, упреждая рассказ о них, не отметить уже сейчас, что все эти требования “группы литераторов” конца того же века чуть не слово в слово повторяют и корниловскую программу спасения России, и декламации разного рода групп литераторов (а политики времен революций 1917-го были сплошь литераторами, публицистами — в отличие от озвучивавших чужие тексты политических лидеров середины ХХ века), и радикально мыслящих генералов, убежденных, что самый лучший, если не единственный способ введения нужного им единомыслия — гильотина.

Узнаю среди подписантов людей, лично мне знакомых, каким-то удивительным образом сумевших проскользнуть между капельками идейных ливней и сохраняющих дремучую девственность и после, как говорят в народе, семи родов.

Когда я пришел “Правду” (в августе 1973-го), на двери одного из кабинетов редакции на пятом этаже еще висела табличка с фамилией Андрея Нуйкина. Он к тому времени ушел из газеты, стал вольным стрелком публицистики, но ведь когда-то и что-то привело его в главную цитадель коммунистической пропаганды… А тут, в составе группы, Нуйкин требует “Правду” и другие издания “закрыть до судебного разбирательства”. Не верю, что только по политическим мотивам. В числе предлагаемых литераторами к закрытию неугодных им газет есть и “Литературная Россия”, которую возглавлял тогда хороший русский писатель Эрнст Иванович Сафонов, мой добрый товарищ, а уж его-то к “коммунистическим элементам” никак не отнесешь. Эрик был среди нас, нигилистов, сторонником монархической идеи, инициатором воссоздания храма Христа Спасителя, словом, настоящим русским патриотом.

Довольно странно видеть в списке экстремально настроенной и категоричной “группы” академика Д.С. Лихачева: именно он фактически спас от провала на съезде народных депутатов СССР “коммунистического” президента союзной державы М.С. Горбачева. Его, должен сказать, мудрое признание, что нельзя проводить всенародные выборы президента в стране, раздираемой вооруженными конфликтами (имелся в виду прежде всего Нагорный Карабах), произвело сильное впечатление на депутатов с разными взглядами.

С Татьяной Бек я от журнала “Знамя”, под эгидой Юрия Апенченко летал в Томск, и для меня не было неожиданностью, что она, как и многие дети “вчерашней” революцией прославленных отцов, дочь певца советской индустриализации, известного писателя Александра Бека придерживается, как бы это сказать, нетрадиционных политических взглядов. Но чтобы лирическая поэтесса во имя свободы слова призывала к жестокой расправе с неугодными изданиями?! Это — запредельно.

Александр Гельман, прославившийся своими вполне “партийными” пьесами (одна из них так и называлась — “Заседание парткома”), начинал журналистом ленинградскойкомсомольской газеты “Смена” (ее редактором впоследствии работал будущий спикер Госдумы Г.Н. Селезнев). Я был тогда сотрудником отдела “Ленинградской правды” и знал, что А. Гельману непросто ужиться в тогдашней радикально-комсомольской “Смене”, что у него часто бывают конфликты с редакционным начальством. Но что он, может быть, самый “партийный” драматург дойдет до подписания подобного “обращения”, яне мог и предположить.

А чем насолили “Правда” и другие партийные и чисто литературные издания активно печатавшимся на их страницах А. Ананьеву, Д. Гранину, М. Дудину, Р. Казаковой, Г. Поженяну, Р. Рождественскому?

Лев Разгон, страдалец от сталинских репрессий 30-х и последующих годов, до своего ареста был зятем всесильного зава Орготделом (или Управлением) ЦК ВКП(б) Ивана Михайловича Москвина, полного однофамильца великого мхатовского актера, непревзойденного Епиходова в чеховской пьесе “Вишневый сад”. Цековский Москвин был большим хлебосолом, часто в его семикомнатной квартире в центре Москвы гости засиживались за небедным и небезвинным столом до 3-4-х часов утра. Потом их развозили по домам цековские машины… Лев Разгон сокрушался (его мемории печатались в журнале “Юность”), когда, разумеется по доносу верных партийно-чекистских соратников, Ивана Михайловича взяли среди ночи, семья — и сей подписант в том числе — обнаружила, что из семи домашних телефоновв квартире работал “всего” один. (Излишне напоминать, что в то время победивший пролетариат, от имени которого вершили дела в стране гостелюбивый И.М. Москвин и ему подобные, ютился в коммуналках, где, по меткому наблюдению Владимира Высоцкого, “на 28 комнаток всего одна уборная”. В такой же квартире на питерской Фонтанке жила много лет и народная артистка СССР балерина Кировского (Мариинского) театра Ирина Колпакова).

Кстати, Ивану Михайловичу Москвину-цековскому принадлежит и сомнительная честь открытия-отыскания где-то на периферии и возведения по служебной лестнице небезызвестного Николая Ивановича Ежова, маршала кровавых расправ.

Но — довольно о людях, которые видят соринку в чужом глазу, не замечая бревна в своем.