Геннадий Зюганов: «Правда» о вожде

Но знаю, что именно в 1940 — 1949 в “Правде” были напечатаны, кроме названного стихотворения К. Симонова, и очерки Михаила Шолохова, главы из его романа “Они сражались за Родину”, и пьеса Александра Корнейчука, и публицистика Леонида Леонова, и стихи Александра Твардовского и Михаила Исаковского, и произведения Бориса Полевого (“Повесть о настоящем человеке”), и Сулеймана Стальского, и Самеда Вургуна, и Петруся Бровки, и Павло Тычины, и многих других выдающихся поэтов Союза ССР. В “Правде” вышла к своим читателям с гениальным стихотворением “Мужество” Анна Ахматова:

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

Из этих строк слагается история Победы, история Страны, история “Правды”. Но кто об этом помнит? Кто будет помнить?

И.В. Сталину приписывают слова: Есть человек, есть проблема. Нет человека — нет проблемы.

Я убежден, Сталин так не говорил.

Жесткость и даже жестокость его кадровой политики вряд ли подлежит сомнению. Но Сталин не исключение из правил. Он — один из крупнейших политических деятелей своего времени.

(О том, что жестоко и неотвратимо ждало Россию после Февраля 1917-го, я расскажу в отдельной главе своих не беспечальных размышлений).

Иосиф Виссарионович сам на себе, хотя бы и после кончины, испытал, что он был абсолютно не прав.

После Хрущевских “разоблачений мертвого льва” оказалось, что проблемы начинаются тогда, когда уже нет человека, великого или малого, когда, кажется, можно безнаказанно плясать на его костях.

Низвергнуть Сталина оказалось проще, чем доказать, что он был уродливым исключением из правил, что все остальные сверхчистые, сверхъидеальные парт деятели, включая Н.С. Хрущева, были порхающими над не бескровной реальностью расхристанными ангелочками, даже ставя свои подписи под расстрелянными списками чаще безвинных, чем виноватых, растерянных и обескураженных русских людей. Я уж не говорю, что, по убеждению Льва Толстого, по-своему трактовавшего учение Иисуса Христа и роль церкви, которую он не признавал, никто не вправе “не только судить людей и держать их в заточении, мучить, позорить, казнить”.Христос, -писал автор романа “Воскресение”, — “запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу”. Ну кто же из земных властителей, даже поклонников Льва Толстого, способен понять его страсти во Христе, его страстную проповедь непротивления злу насилием?!

Не великий Толстой выдумал эту великую идею, не он первый ее провозгласил — он просто наиболее ярко, с гениальной силой, выразил стремление человечества к миру и добру, к преодолению насилия как орудия и средства решения мировых споров и разногласий. И мы теперь, в конце ХХ и начало ХХI века, на рубеже второго и третьего тысячелетий от рождества Христова, видим, кто прав или не прав в этом извечном противостоянии Добра и Зла.

“Добро должно быть с кулаками” — это утверждение даже не предмет философского спора о коренных житейских, бытийных понятиях. Это выражение того беспомощного состояния, той духовной растерянности, когда человек — неважно, поэт или философ — пытается топором разрубить гордиев узел, в который собственно говоря, и сплетена человеческая жизнь. Если бы все узлы разошлись, если бы все линии сделались прямыми, может быть, и жить бы не стоило, и жизни бы не стало. А привычка добивать кулаками добро или зло, значит, и жизнь человеческую, — такая привычка не украсит ни наше земное, ни потустороннее существование.

… Не прижились в истории “Правды”, среди ее лидеров, ни революционный инквизитор Л.З. Мехлис, ни заблудший в нее случайно вертлявый журналист и политик КарлРадек, ни даже всесильный князь тьмы Михаил Андреевич Суслов, ни другие временщики. И пусть “Правда” не всегда была Правдой, пусть не всегда она оставалась оселком истины, а порой становилась и орудием зла, орудием расправы злопамятных властителей с теми, кто мыслил не так, как верховный вождь или вожди, — рано ли поздно они уходили, а “Правда” оставалась, отряхивалась от налипшей на нее чешуи неправды. И толпы людей, на моих глазах приходившие спасать “Правду” после очередного ельцинского заворота-переворота, это не нынешние платные “волонтеры”, пиарщики, готовые за “бабки” из ежа сделать ужа, — это были люди, нутром чующие, что с утратой “Правды” они утрачивают и надежду, и право на Правду, на честную жизнь. Трагично, что они, голосуя за рекламные демократические миражи, призывали на трон — во спасение России — давно предавших святое дело прежних и нынешных пастырей и вождей.