Генофонд нации

…У выхода Токмаков задержался, не сразу попав в рукава своего, а точнее, арестованного в счет недоимки полушубка. Договорились, что завтра утром Гайворонский заберет тулупчик в аэропорту.

– Петруша, – кивнул Артур Николаевич своему новому телохранителю, – помоги гостю, пожалуйста.

Вадим застегнул пуговицы. Петруша распахнул дверь, над которой тут же зажегся плафон. В ярком свете серебрились снежинки – совсем как в первое утро петербуржской оперативно-следственной бригады в этом городе, – напоминая волшебную сказку про Снежную королеву.

И Вадим Токмаков, в результате пива с водкой утративший здоровую подозрительность, не сильно бы удивился, вылети сейчас из переулка серебряные сани, запряженные лапландскими оленями. Тем более, что-то там действительно серебрилось, – в переулке напротив выхода из сауны.

4. Стрельба по силуэтам

Серебром в коротком переулке, тускло освещенном единственным фонарем, отблескивал джип «Монтерей».

– А вы, храбрецы, кусачек маникюрных испугались, – сказала Людмила Стерлигова, доставая из сумочки клиппер для ногтей.

– Чего это ты вдруг решила красоту наводить? – лениво поинтересовался Ноздря, не оборачиваясь. Жирные складки на его затылке расслабились. Ноздря потерял нюх, отбитый к ночи «коксом».

«Ты будешь вторым, толстяк. А первым – этот живчик за рулем, который пристраивался ко мне еще там, в парадняке, где убили Костомарова», – подумала Людмила, вслух сказав:

– Длинные ногти мешают стрелять.

Наверное, стрелять ногти действительно немного помешали бы. Зато с их помощью Людмила легко распутала узелок на коробке с пистолетом.

«Щёлк, щёлк», – вкривь и вкось кромсал клиппер длинные ногти недавней операционистки, заряженной на убийство. Ничего, ногти отрастут, а этим трем козлам уже будет не подняться…

Живчик по кличке Хан снова зашевелился. На этот раз его движение сопровождалось длиннопротяжным звуком передернутого автоматного затвора. Одновременно из состояния покоя вышла и гора мяса, именуемая Ноздрей. Оба подались к ветровому стеклу джипа, словно притянутые огоньком вспыхнувшего через проспект матового фонаря.

Плафон загорелся над дверью, до этого бывшей незаметной на фоне темного цоколя здания. Людмила давно угадала, что это тыльная сторона ночного клуба «Клозет». Веселое заведеньице, любого из посетителей которого Людмила Стерлигова, честно говоря, без колебаний отправила бы прохладиться в ад.

Почему-то ад, это неуютное местечко для разных педиков, представлялся ей в виде огромной морозильной камеры, как на мясокомбинате. Только там люди поменяются местами с животными. Двуногие будут висеть на крюках, четвероногие – осуществлять высшую справедливость за своих собратьев, которых людское племя пожирает в несметных количествах, в чьи шкуры без зазрения совести одевается.

Как, например, человек в белом полушубке, появившийся на пороге открытой двери под фонарем. Его силуэт был отчетлив, словно мишень в тире, и уже в следующую секунду Людмила поняла, что эта большая мишень ей прекрасно знакома…