Геном: исцелённые

Двери закрылись, и с мягким толчком лифт поехал вниз.

Когда они вышли на минус втором, Эмма растерялась. В три стороны лучами расходились длинные темные коридоры, в конце каждого из которых зеленым светом горела табличка «Выход».

– Куда теперь? – спросил Тобиас. Он жалел, что согласился пойти, вместо этого мог бы сейчас играть в гонки на планшете.

– Не знаю, – призналась Эмма. – Минус первый этаж, где расположен стационар, тоже находится под землей. И он гораздо больше тех, что на поверхности. Возможно, здание спроектировано так, что каждый следующий подземный этаж больше предыдущего. То есть два минусовых этажа намного шире, чем само здание Cas9, которое мы видим над землей.

– Минус второй этаж может быть размером с остров? – спросил Артур.

– Или больше, чем остров… – предположила Эмма.

– Странно все это. Зачем им столько места? Второй этаж – кабинеты Робертса и Хельгбауэр, часть жилых комнат для пациентов. У нас на первом – столовая и жилые комнаты, холл и сестринская, подсобные помещения. На минус первом стационар и лаборатории. А здесь что? Почему целых три коридора?

– В одном из них, я слышала, есть дверь, а за ней то, что они называют «Поле жизни», – ответила Эмма. – Что в других, я не знаю.

– Жуткое название, ей-богу, – поежился Артур.

Они огляделись по сторонам, но вокруг не было ни одного указателя. Оставалось только самим пройтись по сумеречным коридорам и заглянуть в окошки всех помещений.

В левом коридоре было всего четыре двери, и пропуск не отпирал ни одну из них. Эмма тщетно прикладывала его к датчикам, но те только пронзительно пищали «Отказано» и снова гасли. Артур, как самый высокий, заглядывал в смотровые окошки, но внутри было темно.

Во втором – среднем – коридоре они услышали крик. За дверью с табличкой «Виварий» вопило какое-то животное – то ли обезьяна, то ли попугай. Его зов о помощи стал пронзительным и жалобным, а потом стих. Все трое остановились как вкопанные, прислушиваясь. По спине Тобиаса пробежали мурашки, Эмма нахмурилась, Артур неодобрительно покачал головой.

– Не хочу знать, что это было, – сказал он. – Точно ничего хорошего.

– Может, оно просто легло спать. Вот и не орет больше, – робко предположил Тобиас.

Но тут же по коридору снова разнесся истошный вопль. Тот, кто кричал, закашлялся, захрипел и затих. Они постояли еще минуту, но больше ничего не услышали.

– Здесь держат подопытных животных, – грустно сказала Эмма. – Пошли отсюда.

– Не нравится думать, какой ценой достается наше выздоровление? – усмехнулся Артур.

– Мы ничего не можем с этим поделать. Какой смысл мучить себя бессмысленными рассуждениями, – отмахнулась Эмма.

– Может, однажды это закончится. Я видел в новостях, что в Китае проводят генетические эксперименты на напечатанных на принтере органах, – сказал Тобиас.

– Думаю, не все так просто. Влияние редактирования на весь организм никак не проследишь на печенке или куске ушной раковины. Эмма права, лучше просто пройти дальше и забыть про все это, – откликнулся Артур.

Дальше они шли в молчании, только Эмма что-то тихо напевала себе под нос. Когда ей становилось тяжело, на ум приходила простенькая мелодия. Каждый раз разная, но обязательно задорная и легкая, и она становилась для Эммы тем успокоительным средством, каким для других становятся мантры или молитвы.

***

Вернувшись почти до лифта, они свернули в последний, третий коридор. Справа была всего одна дверь. Эмма приложила пропуск к датчику, почти не надеясь попасть внутрь. Но на этот раз пропуск сработал. Мигнув зеленым, датчик запищал, и стальная глухая дверь без смотрового окошка отъехала в сторону.

Утопая в полумраке, едва различимые, перед ними на металлических столах выстроились батареи прозрачных емкостей, похожих на большие банки. Жидкость внутри мерцала зеленоватым светом. На потолке со щелчком одна за другой зажглись матовые лампы в затемняющих кожухах.

– Ночная подсветка, – сказал Артур. – Трудно что-то разглядеть.

– Посмотрите, сколько их тут! – ахнул Тобиас.

– Там есть что-то внутри… Подойдем поближе? – предложила Эмма, а сама уже двигалась по направлению к первому ряду.

Они вплотную приблизились к одной из банок. За толстым стеклом в мерцающем зеленом свете плавал скрюченный зародыш. Его круглая голова с просвечивающими сквозь тонкую кожу венами касалась крышки банки. Вместо пуповины от живота вилась прозрачная силиконовая трубка. Она тянулась до самой крышки и укладывалась в плотно пригнанный каучуковый разъем, выходила наружу и исчезала под столом. Артур наклонился, чтобы отследить путь трубки внизу. На полу, аккуратно сложенные в органайзеры, лежали десятки таких трубок, воткнутые в большую емкость с красной, похожей на кровь, жидкостью, непрерывно накачивающейся в трубки помпой.