Если для сторонников правительственного курса в индейских делах терминация была «уничтожением остатков официальной сегрегации» и «эмансипацией индейцев, дающей им, наконец, возможность занять подобающее место в американском обществе», то для коренного населения она стала началом тяжких испытаний. Особенно трудным оказалось положение жителей упраздненных общин, которое прекрасно иллюстрирует ситуация в резервации кламатов.
Лесные ресурсы (площадь лесов кламатов в 1954 г. была равна 800 тыс. акров) и собственная лесопильня, казалось, позволяли надеяться, что после прекращения государственной помощи индейцы будут иметь хороший источник доходов. Но неподготовленность их к участию в конкуренции на рынке наемного труда стала непреодолимым препятствием действенного использования этих ресурсов. Приглашенный индейцами менеджер оказался авантюристом, незнакомым с организацией лесозаготовок, и неудивительно, что и без того невысокие прибыли индейского предприятия сократились в 2–3 раза. Вследствие этого, по данным БДИ, доля лиц бывшей резервации, нуждавшихся в социальной помощи, к 1957 г. составила около 40 %, увеличившись по сравнению с 1954 г. в 5 раз.
В подобных условиях практически единственным способом поправить положение для индейца стала продажа своего участка.
Вот что рассказывал один из жителей резервации — Кроу: «В резервации нет работы и многие из нас не имеют денег. Я один из таких людей. Я — старик, старику редко удается найти работу… Поэтому я решил попытаться продать свой аллот — возможно, это скорейший путь добыть деньги».
Распродажа индейских земель приобрела большой размах: ежегодно в руки белого населения переходило в среднем по 0,6 млн. акров. И без этого недостаточной земельной базе резерваций был нанесен серьезный удар. Комментируя ситуацию, сложившуюся в индийских делах после ликвидации статуса резерваций, конгрессмен-демократ Л. Меткаф отметил: «Единственная заслуг правительства в решении индейского вопроса — предоставление коренным жителям права покупать спиртное и возможности быть арестованным федеральной или штатной полицией… Если это и есть законное место индейцев в нашем обществе, то пусть лучше никто из них его не займет».
Активизировалась борьба индейцев. Своим острием она была направлена прежде всего на сохранение индейских земель: «Если существующие темпы отчуждения собственности индейцев останутся прежними, — говорилось в послании в сенат общины блэкфутов — у нас не останется угодий даже для ведения подсобного хозяйства… Те, кто поощряет это, не принимают во внимание дальнейшее существование отдельных индейцев и общин… Как только индивид продает свой участок, он попадает в зависимость от помощи своей общины, экономика которой, однако, не может развиваться из-за отчуждения ее земельной базы».
Одной из наиболее важных акций, предпринятых коренными американцами, стало проведение в июне 1961 г. в Чикаго конференции представителей 67 общин. В принятых на ней основных документах открыто провозглашалось «неотъемлемое право… сохранять свой дух культурные ценности».
КАНАДА. «БЕЛАЯ КНИГА»
ПЬЕРА ТРЮДО
Уже с конца 50-х гг. начались первые открытые выступления представителей индейских общин, особенно из западных провинций, с заявлениями, что именно индейцы в действительности являются первожителями страны и их права должны быть не менее оговорены и признаны, чем у франкоканадцев. Необходимость пересмотра политики и действующих правительственных программ все больше ощущали и правительственные чиновники, подвергавшиеся довольно резкой критике со стороны индейцев и канадской общественности.
С середины 60-х гг. федеральные власти начали проводить политику «совещательного федерализма», предполагавшую осуществление совместных федерально-провинциальных ассигнований на индейские программы прежде всего в сферах образования и медицинского обслуживания. Стремление федеральных властей частично переложить ответственность и расходы на провинциальную администрацию представители последней встретили без всякого энтузиазма. Правящие круги в провинциях предпочитали придерживаться провозглашенного еще в 1867 г. принципа ответственности центральных властей за коренное население и его нужды.
В целом, как считает С. Уивер, 60-е гг. показали усиление недоверия к попыткам правительства решить индейскую проблему как со стороны аборигенов, так и со стороны общественности страны. «Стремление правительства ограничиться в конце 60-х гг. лишь пересмотром некоторых положений Закона об индейцах, считавшегося образцом расистского законодательства, давало этим силам еще, одно доказательство беспомощности департамента сколько-нибудь серьезно изменить ситуацию к лучшему».