«Король» Уганды Мтесе закупил в соседней стране Униоро слоновую кость в обмен на невольников. В Униоро установился прочный прейскурант на людей. Например, за молодую здоровую девушку давали один слоновый клык. Но ее можно было купить и за одну рубашку. Наконец ту же девушку с радостью продали за тринадцать иголок. Цены на рабов менялись в зависимости от места, времен и потребностей продавца и покупателя. Невольник был универсальным товаром: его и продавали за деньги, и обменивали на любые продукты и вещи. Внутри Африки раб оценивался обычно в натуре. Там, где было мало железа, стоимость его определялась в металле. Обычной была цена в 150 железных полос за человека. В Камалии за невольника давали 2 меры соли, или 3 ружья, или плохую лошадь. А вот в Гамбии за 1 лошадь предлагали 40 рабов. С другой стороны, в Хартуме верблюды и лошади ценились гораздо ниже людей.
На западном побережье европейцам вначале удавалось покупать негров за куски яркой материи, пуговицы, бусы и т. д. Вскоре вожди научились разбираться в европейских товарах, и пришлось платить за рабов вещами более ценными. Самыми ходкими предметами обмена стали ружья, одежда и спиртные напитки.
Ближе к морю деньги становились общепринятым средством обмена. В устье Гамбии мужчины от 16 до 25 лет стоили 18–20 фунтов стерлингов. В городе Куке, столице государства Борну, самой высокой была цена на седаси — мальчиков 12–15 лет. Седаси обычно стоили 20–25 талеров, или 24–30 рублей в дореволюционной валюте. Стоимостью седаси определялись цены на других рабов; выше их оценивались молодые девушки. Девушек покупали в жены. Это было дешевле, чем жениться на свободной и платить большой выкуп.
Негры, выучившиеся ремеслу, продавались гораздо дороже. В Кейптауне повар стоил 800—1200 риксдалеров, механик — до 2500. Легко находили сбыт музыканты, каменщики, плотники и прочие.
В Америке негры стоили дорого. На Сан-Доминго за раба 18–20 лет платили 500 гульденов — 400 дореволюционных рублей. В среднем в XVII в. раб, обошедшийся в Африке 50 долларов, шел в Америке за 400. Работорговля приносила 700 процентов прибыли! Отсюда понятно легкое отношение работорговца к огромной смертности при перевозе. Если даже судно привозило в Америку 14 процентов негров, работорговец ничего не терял из первоначального капитала.
Не зря так высоко платили работорговцу плантаторы. Годовой доход от работы одного раба на плантациях составлял: на сахарных — 30 фунтов стерлингов, хлопковых — 25, рисовых — 20, табачных — 15. Негр окупал себя в два-три года, а потом уже приносил чистую прибыль. Плантаторы на вырученные деньги закупали вещи, продукты и орудия труда, учили детей в европейских школах, платили членам’ парламента за принятие нужных законов, привозили собак и дрессировщиков и т. п. Доходы от рабского труда распределялись постепенно между всеми группами буржуазии, всасывались в финансовые нервы капиталистического мира. Негр своим трудом оплачивал производство железа для кандалов, ружей для расстрела, судов для перевозки его же братьев.
/В. М. Травинский. Как погибли миллионы негров. — М., Соцэкгиз, 1963. /
…О ГЕНОЦИДЕ, КОТОРОМУ ПОДВЕРГАЛИСЬ АЧЕ-ГУАЯКИ В ВОСТОЧНОМ РАЙОНЕ ПАРАГВАЯ
«Они чудовищно безобразны, похожи как на обезьян, так и на людей, в особенности если смотреть на их нос, который совершенно справедливо можно назвать просто ноздрями… Между их нравами и нравами диких животных нет различия, как нет различия и в строении носа… Они нападают только ночью, появляясь из чащи, и убивают путешественников, которые неосторожно останавливаются на ночлег на их территории, причем убивают не столько из чувства мести или желания захватить чужое имущество, сколько из-за врожденной жестокости… Они научились этой жестокости у ягуаров, с которыми им приходится постоянно бороться».
Этот рассказ летописца-иезуита колониальных времен — одно из первых описаний аче на долгом пути их существования, конец которого был описан журналистом, присутствовавшим при сдаче в плен одной из последних групп аче, оставшихся в живых: «Их реакции совершенно инстинктивны, но отличаются заметным миролюбием».