Но Хьюго тоже что-то почувствовал. Перед банкетом мы собирались встретиться на вокзале Сен-Лазар. А Генри должен был приехать в Лувесьенн, чтобы помочь мне в работе над романом. Когда мы с Генри приехали на вокзал, Хьюго был не слишком доволен. Он начал быстро говорить что-то об Осборне. Бедный Хьюго! Я все еще чувствую запах лесной травы.
Но я с легкостью ушла с ним! А где же был Генри? Скучал по мне? Он такой чувствительный, так боится кому-нибудь не понравиться, боится, что его будут презирать. Генри мучает вечный страх, что Хьюго «все узнает» или что я стану его стыдиться. Он не понимает, за что я люблю его. Я заставила его забыть об унижениях и ночных кошмарах. Его худые колени под вытертыми почти до дыр брюками вызывают у меня желание защитить его. Существует великий Генри, который пишет бурные, бесстыдные, грубые романы, он страстен с женщинами, но есть и маленький Генри, который нуждается во мне. Ради него, этого маленького Генри, я смиряю свои желания и придерживаю каждый сантим. Сейчас уже не верится, что когда-то он мог испугать меня. Генри, опытный мужчина, искатель приключений. Он боится наших собак, змей в саду, людей, если они не из народа. Иногда я вижу в нем Лоуренса, разве что Генри здоров и страстен.
Вчера вечером мне очень хотелось сказать соседу по столу: «Знаете, в Генри столько страсти!»
В прошлый раз я не смогла встретиться с Алленди. Я стала от него зависима, почувствовала к нему благодарность. Он спросил, почему я не появлялась целую неделю. Я не приходила, потому что хотела встать на ноги, бороться в одиночку, прийти в себя, ни от кого не зависеть. Почему? Потому что боюсь, что меня обидят. Боюсь, что Алленди может стать мне необходим, а когда мое лечение закончится и наши отношения прервутся, я и его потеряю. Алленди напоминает, что одна из задач его лечения — сделать мою личность самодостаточной. Мое недоверие к нему доказывает, что я все еще больна. Мало-помалу он научит меня обходиться без его помощи.
— Если вы перестанете ходить ко мне сейчас, я буду страдать как врач, которому не удалось вылечить пациента, и как человек, потому что вы мне интересны. Так что сами видите: вы нужны мне почти так же, как я вам. Вы бы очень меня обидели, если бы бросили лечение. Попытайтесь понять: в любых отношениях люди зависят друг от друга. Не бойтесь этой зависимости. То же самое я могу сказать и о доминирующей роли. Не пробуйте перевернуть все с ног на голову. Мужчина должен быть агрессором во время полового акта, а потом он может превратиться в ребенка, зависеть от женщины, нуждаться в ней, как в матери. По природе своей вы не можете доминировать, но иногда в вас обостряется желание защитить себя — из-за боли, страха, что вас могут бросить (как когда-то вас бросил отец), и вы пытаетесь подавлять, главенствовать. Я вижу, вы не пытаетесь употреблять вашу силу во зло, вы просто получаете удовлетворение, видя, что она действенна. Вы подавили мужа, Эдуардо, а теперь и Генри. Вам не нужны слабые мужчины, но пока они не становятся слабыми в ваших руках, вы не успокаиваетесь. Будьте осторожны: перестаньте обороняться и, прежде всего, забудьте о своих страхах. Выбросьте это из головы.
Генри пишет мне небрежное письмо о маленькой девятнадцатилетней Полетт, которую Фред привел жить в их квартиру в Клиши. Генри ликует, потому что она взялась за домашнее хозяйство. Он настаивает, чтобы Фред женился на ней, потому что она очаровательна. Это письмо ранило меня в самое сердце. Я живо представила, как Генри заигрывает с Полетт, пока Фред на работе. О, я знаю моего Генри! Я спряталась внутрь себя, как улитка в домик, у меня пропало желание делать записи в дневнике и думать, но мне необходимо выплакаться. Если это ревность, то мне больше никогда нельзя взваливать ее ни на Хьюго, ни на кого бы то ни было другого. Полетт в Клиши, Полетт вольна делать для Генри абсолютно все, она может есть вместе с ним и проводить с ним вечера, когда Фред на работе.
Летний вечер. Мы с Генри ужинаем в маленьком открытом ресторанчике. Мы сливаемся с улицей. Вино, которое я пью, пьют все вокруг. Теплый воздух ласкает меня, как мужская рука — женскую грудь. Он окутывает улицу и ресторан. Вино связывает всех, спаивает — меня и Генри, ресторанчик, и улицу, и весь мир. Отовсюду слышны громкие голоса и смех студентов, готовящихся к «балу четырех искусств». Все они разодеты и раскрашены, торчат перья, кожа выкрашена в красный цвет, они заполонили улицы, они приезжают на машинах, автобусах. Генри говорит:
— Сегодня вечером я хочу сделать для тебя все. Хочу положить тебя на этот стол и трахать на глазах у всех. Ты сводишь меня с ума, Анаис. После ужина мы с тобой пойдем в гостиницу «Анжу», я собираюсь научить тебя кое-чему новому.
А потом он вдруг почувствовал необходимость признаться: