Генри и Катон

— Собиралась… о боже, если б я только смогла! Надо было просто уступить ему. Он вроде как нравился мне, но недостаточно. А потом, в последний момент, из глупой… трусости… и из женского инстинкта… я стала отбиваться и кричать, тут ворвался Катон и… убил Джо.

— Но Джо ударил тебя ножом… как я слышал.

— Надеюсь, Катон тоже так считает. Пусть думает, что он действительно пришел мне на помощь, спас мне жизнь. Он должен так думать, иначе сойдет с ума. Понимаешь, у Джо в руке был нож, но уверена, он не хотел ранить меня, это вышло случайно, но только я боролась, а он был так возбужден… если б мне хватило ума уступить ему и продолжать говорить с ним, но нервы не выдержали, и… если б я не завопила, если б Катону не удалось сломать дверь и вырваться…

— Остановись, Колетта. Откуда тебе знать, не убил бы Джо в конце концов тебя или Катона?

— Я знаю, что не убил бы, я узнала его за то время, что мы были вместе. А сейчас пойми, чего я хочу: чтобы ты навестил Катона, но ничего не говори о том, о чем я тебе рассказала, просто послушай его, посмотри, как он выглядит. Он очень любит тебя и наверняка не выдержит, расскажет тебе все, и тебе станет ясно, знает ли он. В любом случае мне доставит большое облегчение, если ты навестишь его, я буду лучше себя чувствовать. Уверена, он не хочет видеть меня, чувствует… ну… что еще не может взглянуть мне в глаза… поэтому и не идет домой… и взглянуть в глаза папе не может. Ужасно мучается, что написал те письма…

— А твоему отцу известно все, что случилось?

— Нет. Ему известно, что банды не было, он узнал это от полиции, и Катону он не проговорится. Но я не все рассказала ему, не могу… Генри, это так ужасно, никогда не переживала такого кошмара, это как пытка, какая-то дыба, я постоянно прокручиваю те события и думаю, что, поведи я себя иначе, я могла бы спасти того несчастного парня и не дать Катону сойти с ума…

— Спокойней, Колетта, спокойней. Ты выдержишь.

— Да. Знаю, что выдержу. Но, Генри, ты пойдешь к Катону? Он тебя любит и будет откровенным.

— Меня не убедили твои предположения.

— Ну вот… и еще… Генри…

— Что ты хочешь сказать, дорогая?

Солнце, отразившись от белой садовой стены, заглянуло в сизо-серую комнату и мягко осветило лицо Колетты. Она похожа, подумалось Генри, на корабельного юнгу, на юного канонира времен адмирала Нельсона, ребенка, успевшего, однако, увидеть кровь. Странное сравнение, подумал Генри, и еще: как она красива.

— Когда бракосочетание?

Генри посмотрел в окно на сад, повторявший опрятностью комнату.

— Через две недели. В Лондоне.

— А-а. Хорошо. И потом в Америку?

— Да.

— Надеюсь, вы оба будете счастливы, — сказала Колетта, и ее слова прозвучали как прощание.

Она зашевелилась, пригладила пластырь на щеке, села чуть повыше в кресле, высвободив косу. Генри встал. Он смотрел на нее, мысленно прося ее взглянуть на него, но она не поднимала глаз.

— Генри. Я должна извиниться за то безумное письмо, которое написала тебе, и за все, что наговорила Стефани в тот день, когда вы сидели в машине. Конечно, это была чепуха, и я так не думала, я это позже поняла. Тогда я вела себя как ребенок. Прости…

— Пустяки…

— Я думала… чувствовала… тебе станет легче, если узнаешь, что я не влюблена в тебя… и никогда не была… я сама не понимала, что несу…

— Конечно, будет легче, хорошо, что сказала…

— Неприятно, когда думаешь, что кто-то… в любом случае… так-то вот… Значит, Холл продается?

— Да.

— А твоя мама будет жить в Диммерстоуне. Передавай ей привет от меня. Надеюсь, я еще увижу ее, да, конечно, увижу…

Они на секунду замолчали. Колетта, перебирая бахрому на пледе, быстро взглянула на него, и они заговорили одновременно:

— Что… Прости?

— Я… Нет, ты говори.

— Я просто хотел спросить… ну… лондонский адрес Катона…

— Ах, да. Он живет у Брендана Крэддока, отец Крэддок, ты его знаешь. Адрес есть в телефонной книге.

— Спасибо. Боюсь, что, уехав, я больше не вернусь сюда, но постараюсь до отъезда навестить Катона и напишу тебе, дам знать, в каком он состоянии.

— Ты очень добр…

— Что ж, прощай, Колетта, не думаю, что мы еще встретимся. Разве что только ты, может быть… заглянешь к нам, если когда-нибудь окажешься в Иллинойсе.

— Непременно. Прощай, Генри, и спасибо тебе.

Она твердо пожала ему руку, глядя в глаза. Генри заколебался перед неожиданной возможностью поцеловать ей руку. Но мгновение было упущено; он направился к двери, бесстрастно улыбнулся и вышел.

Генри был уже на крыльце и закрывал за собой дверь, когда сзади упала тень, и он, ничего не видя перед собой в этот миг, налетел на Джайлса Гослинга.

— Здравствуй!

— Доброе утро.

— Чудный денек, а?

— Чудный.

Они обошли друг друга. Гослинг постучался и скрылся в доме. Генри медленно пошел по тропинке, потом по дороге, пока не оказался у ворот. Он долго стоял там, прислонившись к железным прутьям, и глядел сквозь них на заросшую подъездную дорогу и движущийся узор теней от окружающих деревьев.

―

— Никогда не была знакома ни с одной знаменитостью, — вздохнула Стефани.

— Я когда-то был весьма известен, — сказал Люций.