Генри и Катон

Повисла напряженная тишина. Джо качался на стуле, Катон спокойно сидел на кровати. Ноги у него дрожали, он надеялся, что незаметно.

Джо сказал:

— Я вас очень люблю. Вы знаете это, отец. Вы единственный человек, кого я люблю. А вы так не по-доброму отнеслись сейчас ко мне, будто издеваетесь, отталкиваете меня. Я расстроен, разочарован. Почему вы не можете быть открытым и честным со мной? Или действительно считаете меня дурным? Я бы хотел, чтобы вы не уезжали. Вам надо остаться с нами, а не уезжать к ним. Ведь вы вернетесь? Обещаете? Обещаете, что не оставите меня навсегда?

— Джо, я ничего не могу обещать, — ответил Катон. — Ты знаешь, что я люблю тебя. О господи!..

Джо резко опустил стул:

— Отец, это же не прощание?

— Нет-нет.

— Вы всегда можете написать мне на адрес лавки на углу.

Они помолчали. Желание коснуться мальчишки было столь сильным, что правая рука Катона невольно поднялась, и он с удивлением посмотрел на нее. Если он сейчас обнимет Красавчика Джо, будет ли это путь к спасению или просто конец всякой возможности обрести благодать?

— А Его вы забираете с собой?

Джо с неожиданной улыбкой посмотрел поверх головы Катона на металлическое распятие, висевшее над кроватью.

Катон понял, что даже не подумал об этом.

— Да, забираю.

— Я сниму Его.

В мгновение ока Джо прыгнул на кровать. Катон быстро встал и отступил в сторону. Мальчишка протянул ему распятие. Секунду они держали его вместе, каждый за свой конец.

— Вы бы не забыли Его, отец, не забыли?

— Не должно никогда забывать Его, — сказал Катон, — Следуй своей вере, Джо. Ты родился в ней. Она драгоценна. Следуй Христу. Что бы это ни значило. Просто следуй. Атеперь, пожалуйста, иди. Обещаю, что напишу тебе. Благослови тебя Господь, дорогой Джо.

Джо, проворно спрыгнув со стула, постоял несколько секунд; его глаза, неожиданно принявшие простодушное, беззащитное, детское выражение, предательски заблестели. Потом он легко коснулся рукава сутаны и, не сказав ни слова, вышел.

Катон положил распятие на подушку и сел рядом с ним на кровать. Уткнулся лицом в ладони. Постепенно волнение, захлестнувшее его огромной волной, схлынуло, и он почувствовал глубокое, освежающее счастье.

Герда стояла в бальном зале. Было довольно темно; толпился народ. На ней было белое платье, белая кружевная шаль, белые вечерние перчатки; она была взволнована и полна ожидания. В окно виднелся сад, залитый зловещим зеленым сумеречным светом. Сэнди во фраке шел к ней сквозь толпу, и ее охватила радость. Так он не умер, подумала она, ей это лишь приснилось. Это был, в конце концов, обыкновенный кошмар. Он приблизился к ней, без слов легко взял ее руки в свои, все расступились, и они начали танцевать. Вместо музыки слышался какой-то пульсирующий звук. Герда поняла, что они танцуют шотландский танец и ей нужно смотреть на ноги Сэнди и в точности повторять его движения. Это колдовские чары, подумала она, и если она сделает любую ошибку, случится что-то ужасное. Танцевать было трудно, потому что под ногами становилось сыро, и вскоре они уже танцевали на мокрых камнях. Сэнди отпустил ее руки и спустился по ступенькам к ожидавшей его моторной лодке. Герда видела, что ступеньки уходят дальше под воду. Сэнди легко шагнул в лодку, просевшую под его весом. Герда попыталась последовать за ним, но почувствовала у груди железную перекладину. Сэнди предостерегающе поднял руку. Должно быть, плохо танцевала, с болью подумала Герда. Он завел мотор, застучавший в низком беззвучном пульсирующем ритме. Лодка удалялась от берега; манишка Сэнди еще долго белела в темноте. Она вцепилась в железную перекладину и пронзительно закричала.