Читаем Генри Миллер полностью

Из Йеля Миллер отправляется в Бриджпорт к Ричарду Осборну, а оттуда к Герберту Уэсту, однако в Дартмутском университете, где Миллер выступал не впервые, патриотически настроенные студенты приняли писателя-пацифиста не слишком гостеприимно. Побывал в Вашингтоне — у Каресс Кросби, которая устроила ему в столице очередную выставку акварелей. Естественно, у Эмиля Шнеллока в Виргинии. А напоследок, уже на пути в Биг-Сур, — в Колорадо у Нойманов, где Миллер и Лепская сыграли свадьбу. Даррелла, в отличие от Фаули (ему, католику, импонирует выбор набожной девушки из католической страны), посвящает лишь в суть событий, в подробности не вдается: «Произошло следующее: в Нью-Йорке я познакомился с 21-летней польской девушкой (Лепской). Женюсь на ней и забираю ее с собой в Биг-Сур». И всё. Записка датируется 13 декабря 1944 года, свадьба — 18-м.

За свадьбой, как и положено, следует медовый месяц. В том, что он медовый, можно убедиться, прочитав письма Миллера Фаули и Дарреллу, датированные началом 1945 года. Миллер счастлив и по-писательски, и по-человечески. «У меня началась новая жизнь, — пишет он Уоллесу Фаули. — А с новой жизнью пришел новый стиль — радостный, образный, из мира реального я погружаюсь в мир сновидений…» А вот отрывок из письма счастливого молодожена Дарреллу от 18 февраля 1945 года: «У меня замечательный дом, юная жена, очень может быть, в скором времени будет ребенок. Кладовая забита едой, вина — à la discrétion[75], в нескольких милях, в Слейдз-Спрингс, горячие серные ванны, море книг, на подходе патефон, а также радиоприемник, хорошие керосиновые лампы, дровяная печь, камин, душ и много солнца. И, конечно же, водная гладь без единого паруса. Чего еще желать?» Что тут скажешь? Рай на земле, «сад земных наслаждений», как сказал бы Босх, — особенно если сравнить Биг-Сур с квартиркой на Генри-стрит, которую Миллер некогда делил с Джун и Джин…

А вот как складываются «райские будни»: «Утром открываю дверь, смотрю на солнце, поднимающееся над горами, и благословляю весь мир, в том числе птиц, цветы и зверей. Опорожняюсь и иду гулять со своей псиной. Потом немного пишу. Потом обедаю. Потом сиеста. Потом акварель. Потом переписка. Потом чтение. Потом секс. Потом сон. Потом ужин. Засим в постель[76]. Рано ложусь и рано встаю — и все бы хорошо, если бы не надо было ездить к зубному врачу…»

Хорошо ли? Прокормить-то молодую жену несложно, тем более что Биг-Сур ей — во всяком случае, поначалу — пришелся по вкусу. У нее всегда хорошее настроение, с лица не сходит улыбка, она все успевает, со всем справляется. Девушка из крестьянской семьи, Янина не в пример лучше «городского» мужа знает, как «жить на земле». Общие знакомые от нее без ума, считают ее образцовой женой, «общий глас», что «Вэлу страшно повезло», что его молодая жена — ангел и что он должен держаться за нее обеими руками. А ведь и в самом деле ангел: безотказна, все делает по дому, готовит, убирает, топит печку, три раза в неделю спускается с горы за привезенными продуктами, а еще ведет огромную переписку мужа, вечером же принимает гостей — Линду Сарджент, Джин Уортон, художника Варду с женой, приезжавших из Монтеррея.

Сам же Вэл Миллер не убежден, что жена ангел: у Янины сильный, независимый характер, она любит дисциплину (которой терпеть не может сын аккуратной Луизы Мари). По национальности Янина Марта — полька, по характеру же скорее немка, и Миллер очень скоро узнает в ней свою мать, ее тяжелую руку и железный порядок, ощущает на себе и то и другое. Именно так, думаю, следует понимать странную на первый взгляд фразу из письма, написанного спустя пару лет после свадьбы Уоллесу Фаули: «Лепская возмужала» («Lepska has matured») — мол, освоилась, взяла власть. Казалось бы, жить с такой женой в «походных условиях» — лучше некуда, однако «судьба творческой личности» (вспомним сборник открытых писем Миллера, выпущенный Портером) незавидна. Когда в доме воцарилась пусть и безотказная, но жесткая и дисциплинированная Янина Лепская, Миллер, который, по идее, должен был бы выкроить больше времени для работы, работать стал гораздо меньше. Дисциплина, порядок, всегдашнее желание жены настоять на своем, защитить мужа от жизни связывают его по рукам и ногам. В защите от жизни он не нуждается, в своем собственном доме чувствует себя заключенным, а жену — надзирательницей, что учит его жить и зорко следит за каждым его шагом. Парадокс: чем больше жена на себя берет, тем больше хлопот выпадает на долю мужа. И тем чаще муж выходит из себя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное