Поуп и Свифт постоянно после возвращения Болингброка на родину побуждают его к написанию философских и исторических трудов. Болингброк чувствует свою раздвоенность: он – человек действия, но в то же время и философ. О том, что эта двойственность тревожила и ощущалась им, говорит его вопрос в одном из писем к Свифту по поводу максимы древних; может ли человек действия быть в то же время философом. Этот вопрос – только повод для собственных рассуждений о том, что говорить о философии – одно, действовать в соответствии с ее принципами – другое, и можно ли вообще в реальной жизни действовать в соответствии с принципами той философии, которую исповедуешь?
Вступив в активную политическую борьбу, Болингброк уже не может уделять много времени философским и историческим опытам и признается, что в Англии менее годен для философии, чем был во Франции. Очень показательна переписка Поупа и Свифта, в которой они убеждают друг друга оказать давление на Болингброка и заставить его продолжать философские опыты и начинать исторические. Поуп, видя участие своего друга в политической борьбе, приходит к выводу, что тот является «человеком мира, не космоса», т. е. не философом[53]
. Только снова оказавшись вне политики, в уединении во Франции, Болингброк смог, наконец, возобновить научные изыскания. Причина вторичного отъезда во Францию Болингброка осталась неизвестной. Много лет спустя в письме к лорду Марчмонту он признавался, что тогда друзья убедили его в необходимости отъезда для их «политических проектов»[54]. Эта загадочная фраза находит объяснение, если учесть, что, начиная с 1734 г., Р. Уолпол предпринял настоящую кампанию против своего противника с целью доказать его преступные связи с Францией. Действительно, тень подобных подозрений бросала отсвет на любое политическое мероприятие оппозиции и ставила под сомнение его успех.Во время вторичного изгнания (с 1735 г.) Болингброк делил время между охотой в парке Фонтебло и научными изысканиями, которые отнимали у него ежедневно, по свидетельству Поупа, пять-шесть часов. О том, что он снова превратился в философа, говорит и название работы «О пользе уединения и изучения», в которой им провозглашается величайшая способность человеческого ума к самосовершенствованию. Для Болингброка-мыслителя это, пожалуй, наиболее плодотворный период, когда в его творчестве политические проблемы осмысляются уже на философском уровне. В 1736 г. он обобщает опыт деятельности оппозиции в «Письме о духе патриотизма». В конце 30-х гг., наконец, завершает «Письма об изучении и пользе истории», замысел которых вынашивался в общей сложности почти 20 лет. В 1738 г он создает лучший свой труд – «Идею о короле-патриоте», где обобщает весь свой политический опыт и философские изыскания. По всей видимости, тогда же во Франции он завершает философские «Опыты», адресованные Поупу, и продолжает работу над крупным философским произведением «Фрагменты, или наброски опытов», где попытался изложить систему своей философии.
В Англии Болингброк появляется теперь от случая к случаю вплоть до 1744 г., когда после смерти отца принимает окончательное решение вернуться на родину навсегда. Правда, в это время его ближайший сподвижник Уиндем уже умер, что явилось, по мнению Болингброка, для оппозиции невосполнимой утратой.
Характерно, что сам факт падения В. Уолпола в 1742 г., не нашел отражения в его переписке. Дикинсон замечает, что отставка всемогущего премьера произошла как бы помимо действий оппозиции. Вероятно, поэтому событие, такое долгожданное для Болингброка, не взволновало его теперь, он по-прежнему проявляет огромный интерес к политической борьбе и прекрасно ориентируется во всехсобытиях на политической арене, удивительно точно и верно оценивая тайные мотивы и реальную значимость каждого из ее участников. Его политический опыт и глубокие знания высоко ценятся молодым поколением политиков, часто прибегающих к советам и консультациям с Болингброком. Например, в 1744 г. вместе с У Питтом, чьи постоянные и долгие визиты в Баттерси стали традицией, Болингброк обсуждает проблемы кратковременного министерства Картерета. Однако, как свидетельствуют его переписка с лордом Марчмонтом и записи в дневнике последнего, он скоро разочаровывается в способностях Питта создать «министерство на широкой основе»[55]
.