Генри VII

Понимаете, у Вудвиллов не было ни одной причины для того, чтобы укреплять деньгами линию Ланкастеров в лице Генри Ричмонда. Ведь сыновья королевы, технически, были бастардами (и к 1483 году это уже не могло быть секретом как минимум для всего клана Вудвиллов и для тех, кто участвовал в расследовании дела с герцогом Кларенсом), и поддержки среди населения и знати Вудвиллы явно не имели.

Так чего им было пластаться ради конкурента? Влиться в семью, в качестве просто зятя и родственника правящей семьи, Ричмонд не хотел и в более спокойные времена, а уж после смерти Эдварда IV и подавно, потому что где Вудвиллы, а где потомок Эдварда III и французских Валуа.

Обычно заговор лета 1483 года рассматривают следующим образом. Старый добрый Гастингс, понявший, что герцог Глостер метит на престол, раскаялся в своих изначальных действиях, и переметнулся в партию королевы, дабы немедленно короновать Эдварда V. В результате, образовался эдакий «союз матерей», в лице Элизабет Вудвилл и Маргарет Бьюфорт, который, при курьерской помощи любовницы Эдварда IV, Энтони Вудвилла и лорда Гастингса, Джейн Шор, координировал свои действия с раскаявшимся Гастингсом.

Довольно нелепо, правда? Особенно нелепа предполагаемая роль Джейн Шор.

Вот жила себе Элизабет Вудвилл с отпрысками в отдельном особнячке-убежище, на территории Вестминстера. В особнячок был допуск со стороны аббатства — продукты там, стирка, то и сё, да и духовные необходимости типа ежеутренней мессы. То есть, трафик между убежищем и аббатством был не маленьким. Опять же, фраза «королева укрылась в убежище» несколько упрощает ситуацию. Королева не собрала несколько узлов наспех, и не потащила за руки дочек жить в крипте, среди гробов, как это показывают в худфильмах.

Она «укрылась», несомненно, с некоторым числом горничных, камеристок и придворных дам. У каждой из которых были родственники из дворянских семей. И что, среди всей этой толпы родственников и свойственников не нашлось никого поприличнее публичной женщины? Нашлось бы, если бы королева играла в этой истории хоть какую-либо реальную роль.

Не могу сказать, что я не задумывалась раньше о том, была ли Элизабет Вудвилл злым гением семьи Йорков. Задумывалась. Но почему-то прекращала думать дальше, и в этом я не одинока. Такова уж сила традиции. А традиция описывает Элизабет Вудвилл как неприятную, недалёкую, алчную, склочную и мстительную женщину, ради которой молодой король оскорбил всё своё дворянство, рассорился с матерью, превратил во врага соратника и друга своего отца, чуть не потерял корону, казнил брата.

Факты же царствования Эдварда IV говорят о том, что он женился прицельно и обдуманно, и не именно на Элизабет Вудвилл, а на связях семьи Жакетты Люксембургской с Бургундией, и, вообще-то, не был склонен выслушивать чьи бы то ни было советы и нашёптывания, от кого бы они ни исходили. Роль его королевы сводилась к тому, что она систематически рожала, и вела двор королевы, со всеми его многочисленными обязанностями.

Я начинаю подозревать, что Элизабет Вудвилл использовали в «заговоре Гастингса» в качестве ширмы, именно поэтому бегала к ней, или, возможно, просто в том направлении, хорошо известная лондонцам Джейн Шор. Поэтому развесёлая Джейн и отделалась впоследствии просто покаянием за непристойное поведение, но никогда не была обвинена в более серьёзных преступлениях. Собственно, мы вообще знаем о роли Джейн Шор в этой истории только из сочинения Мора, которое в части, описывающей заговор Гастингса, не выдерживает никакой критики.

В эту теорию хорошо укладывается и невероятное по нелогичности решение Элизабет Вудвилл отослать младшего сына к тому, кого считала, если верить официальной версии этой истории, своим врагом. Сразу после казни Гастингса.

Я не хочу сказать, что эта дама обладала государственным умом, но дурой-то она точно не была. Достаточно вспомнить ту борьбу за наследство сыновей от первого брака, которую она вела со своей свекровью. Свекровь вышла замуж за члена могущественного клана, а Вудвиллы не могли сравниться тогда по влиянию с Бурше. Тем не менее, молодая вдова смогла заинтересовать своим делом могущественного Гастингса, и сделать его партизаном своей тяжбы, хоть и на достаточно тяжёлых условиях. То есть, она хорошо понимала, что такое компромиссное решение.

Решение Элизабет Вудвилл (и вообще её поведение) перестают казаться нелогичными, если предположить, что она понимала разницу в степени опасности для жизни своих детей. После того, как попытка вооружённого переворота, который сделал бы Вудвиллов регентами несовершеннолетнего Эдварда V (не факт, что регентом стала бы именно Элизабет, это мог бы быть и Энтони Вудвилл во главе регентского совета) провалилась, кто-то мог довести до сведения Элизабет, что жизнь и свобода её детей в опасности. Начиналась большая политическая игра, в которой её дочери становились пешками, а младший сын — и вовсе балластом. Что, если она укрылась в Вестминстере не из страха перед Ричардом Глостером, а по его совету?