Генрик Ибсен

Мюнхен, 15-го октября, 1889 г.

Ваше милое письмо я получил и тысячу раз вас за него благодарю; я его читал и перечитывал. Я, как всегда, сижу у письменного стола. Я бы очень хотел работать, но не могу. Моя фантазия живо работает и упархивает в другое место, туда, где она не должна быть в рабочее время. Я не могу прогнать, да и не хочу также мои летние воспоминания. Я переживаю снова и снова пережитое, постоянно снова. Но претворить все это в поэтическое произведение пока для меня невозможно.

Пока?

Удастся ли это мне когда-либо в будущем? И желаю ли я, собственно, чтобы это когда-либо мне удалось? И могло ли бы удасться мне?

Пока, во всяком случае нет, в этом я уверен.

Я это чувствую – я это знаю.

Но когда-нибудь так будет. Это положительно так будет. Но все же будет ли такое? Будет ли такое?

Ах, дорогая Фрекен[7], простите. – Вы так очаровательно пишите в своем последнем – нет, нет, Боже упаси – в своем предыдущем письме: так очаровательно: «но для вас я не Фрекен». Итак, дорогое дитя – потому что это вы для меня во всяком случае – скажите-ка, помните вы, что мы раз говорили о глупости и сумасшествии. Или, правильнее сказать, я говорил об этом целую кучу. Тогда вы, дорогое дитя, взяли на себя роль учителя и запели тихо, мелодически, с вашей дальнозоркостью, что всегда между глупостью и сумасшествием была разница. Ну, конечно, об этом я раньше имел представление. Но этот эпизод, как и все прочее, остался у меня в памяти. Так как я снова и снова раздумываю: было ли то глупостью, или сумасшествием, что мы сошлись? Или это было настолько же глупостью, как и сумасшествием. Или же это не было ни тем, ни другим?

Я надеюсь, что последнее и есть единственно верное.

Это просто на просто была естественная необходимость. И одновременно то был фатум. Думаете ли вы, что это было необходимо?

В настоящее время я этого не думаю. Я полагаю, что вы меня как следует поймете и отдалите мне справедливость.

Тысячу раз спокойной ночи. Всегда вам преданный

Г. И.

V