Генрик Ибсен

Следствием этого было то, что Ибсен в одной саге, рисующей Норвегию в первую половину XIII ст., нашел материал, который, как ему казалось, представляли исторический её фигуры, – для изображения, занимавшего его тогда контраста. Он написал «Претенденты на престол». Гаком – непосредственный гений; Скуле – гениальный мечтатель, фантазия Ибсена извлекает на свет все, что делает Скуле интересным, интереснее Гакона.

Даже после того, как Скуле дал провозгласить себя королем, он сомневается в своем к тому призвании. Он спрашивает скальда, какой дар нужен ему, чтобы быть королем, и когда тот отклоняет вопрос, говоря, что он уже король, Скуле спрашивает его снова, всегда-ли он уверен в том, что он скальд? Иными словами, это сомнение в призвании поэта освещается лишь постановкой вопроса о сомнении в призвании короля, но не наоборот.

В другом виде и гораздо худшем взят Бьернсон моделью в «Союзе молодежи». Многие черты его характера перешли к фразеру и карьеристу Штейнегору, которого опьяняют рукоплескания. Мы находим сатиру на молодого Бьернсона в следующих выражениях: «Будь верен и справедлив. Да, я буду. Разве не неоцененное счастье уметь привлекать к себе массы? Не должно-ли стать хорошим и добрым уже из-за одного чувства благодарности? И как же после того не любить человечество? Мне кажется я мог бы заключить в мои объятия всех людей, и плакать, и просить у них извинения за несправедливость Бога, который наградил меня щедрее, чем их»!

Бьернсон очевидно понял, что это было мечено в него, потому что в своем стихотворении к Иохану Сведрупу[2] пишет:

Не должна ли жертвенная дубрава поэзии
Быть свободна от нападения коварного убийцы?
Если нов тот, кто приходит в брожение,
Я немедля пред ним ретируюсь!

Три года спустя между ними произошло новое столкновение. В 1872 году, в своем трактате Бьернсом объявил о желательности иного направления в политике северных стран по отношению к Германии. В ответ на это Ибсен написал полное горечи стихотворение «Северные сигналы», которое пылало гневом против несправедливости, оказанной Дании. Последние его строки гласит:

Итак, отступление! К примирительному празднику!
На трибуне стоит проповедник пангерманизма.
Прыгающие львы замахали хвостами,
Бдительные люди меняют направление.
В воздухе пахнет ненастьем. Заговаривай зубы речами!
Флюгер на крыше изменил направление.

Несколько лет спустя это направление. между прочим, было изменено и самим Ибсеном.

С тех пор, в продолжение многих лет, оба поэта Норвегия жили в вооруженном мире.

Не подлежит сомнению, что оппозиция, в которой находился Ибсен по отношению к Бьернсону, послужила к развитию до предела возможного всех его особенностей.

Сангвинический, добродушный, любезный, говорливый Бьернсон помог развиться ибсеновской «светобоязни» (он сам говорит, что он ею страдает), т.-e. это значит, что Ибсен еще больше отвернулся от повседневной суеты, замкнутый и скупой на слова.

То, что Бьернсон был всегда общественным деятелем, чувствовал себя патриотом и человеком партии, содействовало тому, что Ибсен стал важным и одиноким. Из патриота он превратился во всемирного гражданина и из партионного человека стал индивидуалистом.

Напечатанные письма Ибсена не дают истинного представления о его личности. В них он большею частью занят отстаиванием своих интересов. В них едва мерцает ум, которые писал однажды: «я не хочу двигать пешками. Но вы на меня можете смело положиться, если перевернете всю шахматную игру».

Между тем Ибсен все глубже и глубже уходил в свою духовную жизнь, и в создаваемые им образы, и занимался решением моральных проблем, стоящих выше всего повседневного и переходящего, вносящих уверенность в сомнения и расширяющих пределы драматического действия. Что пограничные столбы были им снесены, видно по тем глупым крикам, которые поднялись из за «Привидений».

Как пример того, какими проблемами задавался Ибсен, возьмем, как относится он к вопросу, касающемуся кровосмешения: любовь между братом и сестрой – Освальд и Регина, Альмерс и Рита; противузаконные отношения между отцом и дочерью – Ребекка и д-р Вест.

В первом случае он сомневается в наличности греха, а во втором – он ищет сильного противовеса в позднейшей чистоте.