Читаем Генрих Четвертый и Генрих Пятый глазами Шекспира полностью

– Не волнуйтесь, карта здесь. Да вы присаживайтесь, милый Хотспер. Между прочим, король всегда называет вас «милым» и при этом в лице меняется. Наверное, мечтает, чтобы вы поскорее оказались на Небесах.

– Ну, положим, вам, Глендаур, он тоже желает смерти, как только слышит ваше имя, – парирует Хотспер.

– Его можно понять, – с улыбкой соглашается валлиец. – Когда я рождался – земля дрожала от страха.

По поводу этой реплики у Азимова есть комментарий: «Это еще один пример распространенной веры в то, что небесные тела существуют лишь для того, чтобы, как дворецкий, объявлять о приближении важного события, которое должно произойти на нашей ничтожной планете»[7]. Иными словами, Оуайн Глендаур убежден, что уже в момент его появления на свет ему была предназначена великая судьба.

Хотспер, однако, подобных верований не разделяет:

– Если земля собралась в тот момент дрожать, то она и дрожала бы, даже если бы тогда рождались не вы, а котята у кошки вашей матери.

Но Глендаур упорствует:

– А я вам говорю: земля тряслась от ужаса, когда я рождался.

– А я говорю: нет, земля никого не боится и не трясется от страха ни перед кем.

Они еще некоторое время пререкаются, Глендаур настаивает на своем, красочно расписывает, какие ужасы происходили в час его рождения, и изо всех сил доказывает, что эти ужасы были знамениями:

– И ход всей жизни ясно показал,Что не причтен я к заурядным смертным.

В общем, с самомнением у Глендаура все в большом порядке.

– Покажите мне хоть одного человека, который мог бы тягаться со мной в мудрости или в любой сфере искусства! – уверенно заявляет валлиец.

Однако на Хотспера все эти возвышенные речи не производят впечатления, он перечит Оуайну, объясняя, что природа живет по своим собственным законам и ее проявления никак не связаны с конкретными личностями. В ответ же на последнее утверждение Глендаура замечает, что – да, пожалуй, в знании уэльского языка с ним и вправду никто тягаться не может. После чего небрежно бросает:

– Ладно, пойду пообедаю.

Мортимер пытается урезонить Горячую Шпору:

– Помолчи, а? Ты его достанешь, Перси.

Но Глендаур не намерен отпускать ситуацию, ему непременно нужно всем доказать свое могущество.

– Я могу вызывать духов из бездны!

– Ну и что? Я тоже могу, – безмятежно откликается Перси. – Вопрос только в том, явятся они или нет.

– Я умею управлять дьяволом, – не сдается Глендаур.

– А я могу научить тебя, как его посрамить: нужно всего лишь говорить правду. Хочешь, проверим? Давай, вызывай сюда дьявола, а я его в два счета прогоню. Тут много ума-то не надо, никогда не лги – и дьявол к тебе даже близко не подойдет.

– Ну хватит уже, – снова вмешивается Мортимер. – Сколько можно болтать попусту?

Глендаур продолжает похваляться:

– Я трижды сражался с Генрихом Болингброком и все три раза сумел прогнать его от наших границ.

Далее идет забавная игра созвучий:

– …и триждыЯ с берегов Уая и СевернаПесчаных побережий гнал его,Пришедшего без зова, в непогоду, —

говорит Глендаур.

На что Хотспер немедленно отзывается шуткой, делая вид, что не расслышал:

– Босого – в непогоду? Черт возьми!Как лихорадку он не подцепил?

Эту реплику валлиец оставляет без ответа, и складывается впечатление, что юмора он не оценил. Вероятно, не настолько свободно владеет устным английским, чтобы понять, и, дабы скрыть непонимание, мгновенно переводит разговор на тот предмет, ради которого они все тут собрались.

– Вот карта, господа. Все владения мы разделим на три части, как и договаривались.

Этот так называемый «Трехсторонний договор» и в самом деле имел место, только не в 1403 году, а в 1405-м, в период второго восстания. Кроме Глендаура и Мортимера в нем участвовал третьей стороной граф Нортумберленд, а вовсе не его сын Генри Перси, который погиб в 1403 году во время первого восстания. Снова Шекспир сделал так, как ему удобно!

Мортимер начинает показывать на карте границы предполагаемого раздела: какие земли отходят ему самому, какие – Глендауру, а какие – Горячей Шпоре.

– Мы сделали договор в трех экземплярах, осталось только поставить подписи и печати, так что сегодня мы с этим вопросом и закончим. А завтра ты, Перси, я и Вустер отправимся в Шрусбери на встречу с твоим отцом Нортемберлендом, как и договаривались. Он должен нас там ждать с шотландскими войсками. К сожалению, мой тесть Глендаур еще не готов к походу, но, полагаю, пару недель мы без его армии вполне можем обойтись. А вы, Глендаур, давайте не тяните, собирайте друзей, вассалов, окрестных дворян, всех под ружье ставьте.

– Да я и быстрее управлюсь, – обещает Глендаур. – Скоро приеду к вам и привезу ваших дам с собой, а вам лучше не ждать до завтра, а уехать потихоньку прямо сейчас, иначе начнутся все эти прощальные сопли-вопли.

Хотспер, оказывается, все это время внимательнейшим образом изучал карту и теперь выражает недовольство:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза