Генрих Третий. Последний из Валуа

Оказавшись между членами Лиги, жаждавшими крови, и протестантами, замкнувшимися в своей непримиримости, Генрих отважно выбирает терпимость и силой навязывает ее экстремистам обоих толков, несмотря на то что они смотрят на него с одинаковой ненавистью. После нескольких недель переговоров, которые были проведены согласно жестким инструкциям самого монарха, в Бержераке был заключен договор, аннулировавший позорный пакт Болье.

Король не побоялся заявить здесь о своем стремлении к либерализму, в те времена совершенно непопулярному. Протестанты теряли ряд преимуществ, которые им давал предыдущий договор. Им предоставлялась полная свобода вероисповедания, но свобода религиозных культов по протестантскому обряду ограничивалась пределами городских предместий, по одному городу на каждый судебный округ. В их распоряжении оставались крепости, занятые ими до войны – там они могли укрываться от враждебных действий католиков.

Через двадцать лет, когда Генрих IV опубликует Нантский эдикт, он лишь повторит в нем положения этого договора. Несправедливость истории! Закон, который станет украшением короны Беарнца, в свое время вызвал лишь ненависть к его подлинному автору.

Король Наваррский, единственный из всей своей партии, понял истинное значение этой политики умиротворения. И, не колеблясь, он заставляет реформатов принять эту политику, даже ценой разрыва с самыми непримиримыми, включая своего близкого друга д’Обинье, с которым он перестал видеться.

Генрих, однако, совершенно не считал свою задачу выполненной. После того, как 17 сентября 1577 года мирный договор был подписан, он отдает приказ о роспуске Святой Лиги и Конфедерации протестантов. Двор был потрясен подобной смелостью, даже Екатерина считала, что взрыв всеобщего возмущения сметет Генриха с трона. Но ничего не случилось. Затаив в сердце злобу, фанатики покорились, и Генрих мог торжествовать – ему удалось установить «мир короля».

Генрих был горд делом своих рук: все, достигнутое за пятнадцать месяцев, было результатом его личной дипломатии. Он сумел вернуть королевской власти роль верховного арбитра, спасти единство страны, укротить Гизов, усмирить протестантов, а в стране установить мир, которым мог быть доволен каждый француз. И лучшей наградой ему в этот момент было то, что он видел, как укреплялись в народе вера и патриотизм, что давало повод надеяться на окончание эпохи безумных гражданских войн.

Глава 6 Остров гермафродитов (17 сентября 1577 – 23 января 1579)

После стольких волнений и перипетий Генрих позволяет себе некоторый отдых, который посвящает своим любимым занятиям – учению, религиозным службам, друзьям, празднествам и искусствам. Его здоровье, с каждым днем ухудшавшееся, не позволяет ему предаваться жестоким забавам своих предков: охоте и турнирам.

По возвращении из Пуатье король провел несколько недель в своем любимом Оленвиле, а затем перебрался в Лувр, который он задумал сделать наряднее.

Екатерина Медичи, которая снова стала, если так можно выразиться, действующим министром, больше не жила в Лувре. Руджери предсказал, что она умрет около Сен-Жермена, и она перебралась из своего дворца в Тюильри, расположенного в приходе церкви Сен-Жермен-де-л’Оксерруа, в новый роскошный дворец на улице Кокильер, где была устроена обсерватория, куда Екатерина поднималась каждую ночь, дабы испросить совета у звезд. Сына она навещала ежедневно.

Именно в этот момент между Сеной и Луарой рождается цивилизация, изысканнее и утонченнее которой не было никогда. Генрих персонифицирует тайну этой беспокойной эпохи, влюбленной в жизнь и оставившей бессмертные творения. Давайте посмотрим, как проходил самый обычный день. Его величество ложился поздно; ночь и безмолвие стерегли его покой. Около девяти часов утра принцы крови, знатные дворяне, люди из свиты короля собирались в соседней с королевской спальней комнате; сюда же приходили шуты и музыканты, а министры и придворные ждали в «государственной комнате». Офицеры, метрдотели, оруженосцы ждали у дверей королевской спальни.

Проснувшись, король хлопал в ладоши. Сначала входили люди из залы аудиенций, затем их сменяли ожидавшие в «государственной комнате»; за ними шествовал дворянин, который на золотой тарелке нес салфетку, первый метрдотель выступал во главе многочисленных слуг, у каждого из которых была закрытая тарелка. Эта процессия торжественно застывала, ожидая, пока камердинер короля раздвинет занавеси. В роскошные покои врывалось солнце, освещая стоявшую на возвышении кровать, пышное золоченое убранство которой напоминало алтарь.

Генрих возлежал среди моря подушек. Он величественно вытирал лицо и руки, затем выпивал чашку бульона. Один из грандов подносил королю рубашку – начиналась долгая и изысканная церемония туалета: брадобреи, парфюмеры, портные суетились около короля.