Страну охватило безумное мародерство, народ жаждал разрушений, и все под видом религиозного рвения. Поначалу люди дрожали от страха, когда при них жгли изъятые из местных святилищ реликвии. Потом такие костры уже вызывали восторженное ликование. Есть странная сокровенная радость в разгромах, насилии, убийствах… И вскоре в захвате и осквернении реликвий простолюдины превзошли королевских уполномоченных.
Горожане кентского Мейдстона захватили древнее распятие аббатства Боксли и осквернили его на рыночной площади, а в Кирксталлской обители сожгли пояс святого Бернара, будто бы помогавший роженицам, и разорвали апостольник святого Этельреда, суливший исцеление больного горла.
Так поступали с малоизвестными реликвиями в местных храмах. Но простой народ дальше этого не шел, а мне хотелось более значительных свержений. Я решил устроить грандиозные представления, полностью уничтожив три древнейших центра паломничества Англии с самыми почитаемыми в стране святынями: даремскую раку с мощами святого Катберта, место поклонения Уолсингемской Богоматери и, наконец, неприкосновенную (и полную драгоценностей) гробницу святого Томаса Бекета в Кентербери.
Святой? Тот мученик приобщился к святости так же, как Томас Мор или епископ Фишер! Все они были всего лишь гнусными предателями и мятежниками, изменившими своему королю! И в свое время Бекет победил только потому, что папе удалось запугать слабого Генриха II.
Времена торжества Бекета миновали. Но остался весьма основательный повод для его обвинения… и давность времени тут не играет роли. Ведь любого можно привлечь к суду за ранее совершенное преступление… Бекет должен поплатиться за измену.
– Святилище Бекета разрушить до основания, – приказал я исполнителям, в числе которых были самые искусные и честные мастера. – Золото погрузите на крепкие телеги. Драгоценности опишите, разберите по сортам и сложите для перевозки в кованые сундуки. Но, сорвав позолоту с внутреннего гроба, больше ничего не трогайте… Ах нет, надо еще открепить крышку, только не вздумайте сами открывать мощи…
Больше я не собирался ничего им объяснять.
После их отъезда в Кентербери я занялся составлением необычных приглашений для моих тайных советников и высокопоставленных членов конвокации.
Мы стояли на полу, затейливо выложенном разноцветным мрамором в древнеримском стиле opus alexandrinum – александрийской мозаики, вокруг гробницы Бекета за главным алтарем Кентерберийского собора. Я пригласил туда в общей сложности около сорока человек, начиная с архиепископа Кентерберийского Томаса Кранмера и всех его епископов и заканчивая моим заместителем по духовным делам Кромвелем и подчиненными ему советниками.
В сводчатой нише розового мрамора стояла железная рака, в которой хранились «священные» мощи Томаса Бекета. Расписную деревянную крышку уже открепили.
Место паломничества опустело. Убрали золотой сетчатый балдахин, раньше провисавший под тяжестью подношений – брошей, перстней и прочих драгоценностей. Золотые покрытия уже увезли на двадцати шести поскрипывающих под их тяжестью телегах. На моем пальце и сейчас посверкивает практически французская регалия – Regale de France – рубин, который Людовик VII привез в дар святому, когда просил его исцелить больного ребенка. Мне сделали прекрасный перстень из того самоцвета, окруженного сапфирами, бриллиантами и изумрудами, которые тоже извлекли из балдахина над гробницей. Я назвал его Бекетовым кольцом.
– Мои уважаемые тайные и духовные советники, – кротким тоном произнес я.
Мой голос четко звучал в этом храмовом приделе. Пустота способствует распространению звука.
– Мы собрались здесь для того, чтобы осудить проклятого изменника. Принимая во внимание хрупкое состояние подсудимого, коего вряд ли удастся в целости и сохранности довезти до Лондона, судебное заседание мы проведем прямо здесь.
Я окинул взглядом избранных судей. В лице Кромвеля не дрогнула ни одна черта. Остальные выглядели испуганными, изумленными и встревоженными.
– Вы можете вызвать подсудимого, – сказал я, кивнув парламентскому приставу.
– Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, вы приглашаетесь в суд.
Я подал знак, и четыре королевских гвардейца подошли к гробу и сняли деревянную крышку. Все онемели.
Я должен показать им пример. Приблизившись к темной полости железной раки, я заглянул внутрь.
Нельзя сказать, что я не испытывал беспокойства. Я не знал, что мне сейчас предстоит увидеть и что может со мной случиться…
Ничего не произошло, хотя в сумраке содержимое гроба различить было трудно. Я приказал принести свечу и сунул ее в раку.
Распавшийся скелет покрывало истлевшее церковное облачение. Митра отпала, обнажив череп с узкой трещиной. На дне лежал дюймовый слой пыли и грязи. «Интересно, как же они попали внутрь запечатанного гроба?» – невольно подумал я.
– Вы можете взглянуть на обвиняемого, – произнес я, приглашая советников.
Они гуськом потянулись к саркофагу, по очереди заглядывая в освещенную свечой полость, затем в том же порядке вернулись на свои места.
Когда все замерли в ожидании, я продолжил: