Географ глобус пропил

«Что пожелать тебе — не знаю.
Ты только начинаешь жить.
От всей души тебе желаю
С хорошей девочкой дружить.
Если встретиться нам не придется,
Ведь дорога у нас не одна,
Пусть на память тебе остается
Неподвижная подпись моя».

Один миг Витька уже хотел сесть за ответное письмо Гале, но так и не сел. Он пошел к книжному шкафу и остановился, уткнувшись лбом в стекло. Собрания сочинений он находил невероятно скучными. На прочих корешках он задерживался, но отвергал их один за другим. И наконец он увидел. Он долго раздумывал, но не отказался. Отодвинув стекло, он достал книжку в блестящих обложках, лег на пол, положив ее перед собой, и стал читать. Книга называлась: «Л. И. Брежнев. Малая земля. Целина. Возрождение».

* * *

Витька читал до половины пятого, а к пяти собрался и пошел в школу. Двери там были уже заперты. Витька долго ломился в них и бренчал засовом, пока в окошко изнутри не забарабанила уборщица и знаками не велела ему убираться.

Помятуя о просьбе военрука, Витька обогнул школу и через открытый вход в тир беспрепятственно проник внутрь. По безлюдным коридорам он прошел к комнате Совета дружины и без стука приоткрыл дверь. В дружинной за длинным столом сидели и пили чай с пряниками старшая пионервожатая Наташа Чернова, Таня Ракитина, Лена Коровина, Лариса Смирнова, Андрей Безгодов, Люба Артемова, Леночка Анфимова и Колесников.

— Можно войти? — улыбаясь спросил Витька.

— А, Служкин, — узнала его Чернова. — Можно.

Витька вошел.

— Салют отдай, — ревниво напомнили ему. — Здесь знамя.

— А я без галстука, — пояснил Витька, расстегнул куртку и показал грудь.

— Вообще-то без галстука заходить не положено… — неопределенно сказала Чернова. — Ну ладно. Садись с нами чай пить.

Витька сел с краешку. Ему было очень неловко. За его спиной находилась дырявая скамейка со знаменами дружины и отрядов, а заодно и со знаменем комсомольской организации школы, и с флажками октябрятских групп. Рядом стояли барабаны. В шкафах лежали рулоны ватмана и стенгазет, коробки с красками, разодранные книжки, некомплектные журналы. Сверху раструбами вниз стояли горны. В простенке между окнами на обитой красной тканью тумбе возвышался бюст Ленина-ребенка. На стенах пестрели грамоты, вымпелы, плакаты, портреты, листы с правилами и клятвами.

— Чего приперся? — спросил Колесников, и все, включая Витьку, засмеялись.

— Узнать, берете меня в звено барабанщиков или как, — сказал Витька.

— Ну знаешь, Витя, сейчас, наверное, точно сказать мы тебе не сможем, — произнесла Чернова. — Ну, ребята, как вы сами решите: можно ли его взять?.. Кстати, вот послушайте, Петров мне вчера дал стихотворение, которое Служкин сочинил про него, когда ему родители подарили на день рождения часы с микрокалькулятором… — Чернова порылась в своей сумке.

— Петров, о юное созданье,
Ты шмотник, ты дурак, ты жлоб.
Хоть носишь ты часы с микрокалькулятором в кармане,
Они тебе ума не придают.
И если вдруг война начнется
И немец подлый к нам придет,
Ты будешь шмотки перетаскивать,
Пока тя родина зовет.
И будешь проклят ты народом
На веки вечные свои,
И сдохнешь, как свинья, ты под забором
С часами с микрокалькулятором в руке.

В Совете дружины все хохотали. Витька сидел скромный и гордый.

— Ну вот как его можно брать, Натка? — смеясь, спросила Смирнова. — У него все хи-хи да ха-ха, никакой серьезности. Как ему можно поручать?

— У него все время какие-нибудь шуточки, — добавила Ракитина. — Он нас опозорит, он ненадежный.

— Он все делает по-своему, — сказала Артемова. — Его нельзя заставить что-нибудь сделать. И еще врет, и критики не любит.

— Ведь ты, Служкин, умеешь и рисовать, и стихи писать, а в общественной работе не участвуешь.

— И вечно от коллектива отрываешься, сам по себе, на всех тебе наплевать, и по каждому поводу свое мнение.

— Ну-ну, ребята, — примирительно сказала Чернова. — Чего вы набросились? Он же хороший парень. Ладно, Витя, видишь, сейчас не время разбираться. Ты приходи сюда завтра, после выступления вашей «Бригантины», а я соберу весь совет. Там и решим. Согласен?

— Ну, — сказал Витька, вставая из-за стола.

Он ушел на черную лестницу, думая, почему же Лена Анфимова все время молчала и смотрела в окно.

* * *