Географические открытия

В начале XX века известный археолог А. Спицын выступил со статьей «О степени достоверности „Записки“ Ибн-Фадлана». В ней он отрицал значение Ибн-Фадлана как исторического источника и даже самую его поездку. А. Спицын утверждал, что Ибн-Фадлан писал понаслышке, что в его сочинении масса несообразностей, искажений, умолчаний, что в нем вообще «нет ничего, что не возбуждало бы сомнений».

Правда, статья А. Спицына сразу же встретила весьма решительную отповедь со стороны других, не менее известных историков, но все же сомнения исчезли не у всех. Так, рижский востоковед Ф. Вестберг еще в 1908 году считал мнение А. Спицына о том, что Ибн-Фадлан рассказывал со слов посла Сусана, «весьма остроумным» и полагал, что сам Сусан получил свои сведения главным образом от портного царя булгар.

Но высшей точки это «гиперкритическое», отрицательное отношение к Ибн-Фадлану достигло у Маркварта в его работе 1924 года, посвященной разбору отрывков из сочинения Мухаммеда аль-Ауфи. Говоря здесь подробно об Ибн-Фадлане, Маркварт доказывает его несостоятельность со всех точек зрения, обвиняет его в «бесстыдной мистификации», утверждая, что Ибн-Фадлан «выдал» сам себя и показал, что он никогда не был на берегах Волги, что он не только не является правдивым рассказчиком, но должен быть отнесен «к числу беллетристов».

Правда, основной тезис этих авторов, твердивших, что Ибн-Фадлан вообще не бывал на берегах Волги, был опровергнут позднейшими открытиями, но что касается деталей, то многое оставалось под сомнением.

Точно так же ссылка В. Розена на то, что Якут не учитывал прошедших после Ибн-Фадлана трех столетий, не разрешает всех недоумений Якута, например, о стоимости дров в Хорезме, о значении названия «Хорезм» и т. д.

Поворотным моментом в этом отношении явилась находка в Мешхеде списка подлинного сочинения Ибн-Фадлана. Его фотокопия, в свое время переданная в дар Академии наук СССР, настолько хороша, что фиксирует мельчайшие детали и в основном вполне заменяет подлинник. С этого же времени стало возможным детальное изучение сочинения Ибн-Фадлана. Сегодня драматический вопрос о том, был Ибн-Фадлан на берегах Волги и прилегающих территориях, видел ли русов, фактически решен.

Путешествия Ибн-Якуба

Писавший по-арабски испанский еврей Ибрахим ибн-Якуб в 965 году участвовал в кордовском посольстве к германскому императору Отгону I. Во второй половине X века славянские страны Центральной Европы все еще были для арабов «неведомыми землями». Ибн-Якуб – единственный раннесредневековый путешественник в славянскую Прибалтику, чьи личные наблюдения дошли до нас. Видимо, с торговыми целями он один проехал через Магдебург на средней Эльбе до «крепости князя Накона… именуемой Град… Море [Балтийское] с большим трудом проникает в страну Накона, ибо все его земли состоят из лугов, чащ и болот». Несомненно, Ибн-Якуб посетил славянский город Микилин, теперь Мекленбург, к югу от балтийского порта Висмара.

Ибн-Якуб описывает также путь от Магдебурга на юг, в страну Буислава (чешского князя Болеслава Грозного); через реку Мулдаву (Мульде, левый приток Эльбы), от нее 50 км до леса, который тянется «на 40 миль [80 км] по непроходимым [Рудным] горам. Проехав лес, попадаешь в Прагу». «Страна Буислава [Чехия] простирается от Праги до Кракова на три недели пути. Город Прага <…> крупнейший торговый центр в тех странах». Далее Ибн-Якуб описывает страну Мешко, т. е. Польшу, которой тогда правил князь Мешко I. «Это самая обширная из тех стран, и она богата зерном, медом и рыбой <…> Со страной Мешко на востоке граничат русы, а на севере – брусы [пруссы]. Брусы селятся на брегах Мирового океана [Балтийского моря], у них свой особый язык, родственный литовскому; языка своих соседей они не понимают». К северо-западу от страны Мешко, в болотистой местности, живут славяне; у них на морском берегу «есть большой город… [Юмна-Волин, в устье Одры]. Они воюют с Мешко, и войско их многочисленно…»

«Дорогие ценности» Абу Али ибн-Русте