География

Но не только Гомер обладал такой мудростью в этих делах, но и все образованные люди ссылаются на поэта как на свидетеля, слова которого правдивы, в доказательство того, что практическое знание такого рода в высшей степени способствует мудрости.

5. Риторика же, конечно, есть знание, имеющее отношение к речи. И Одиссей обнаруживает это знание во всей поэме: в «Испытании», в «Мольбах», в «Посольстве»[40], где Гомер говорит:

Но когда издавал он голос могучий из персей,
Речи, как снежная вьюга, из уст у него устремлялись!
Нет, ни единый бы смертный стязаться не смел с Одиссеем!

(Ил. III, 221)

Кто же подумает, что поэт, который мог вывести других людей в роли ораторов или полководцев и в других ролях, способными к риторическому искусству, сам является одним из болтунов и шарлатанов, который способен только морочить фокусами слушателей, а не помогать им. И мы не можем сказать, что какое-нибудь другое высокое достоинство поэта (каково бы оно ни было) превосходит то, которое позволяет ему подражать жизни словесными средствами. Как же человек, не имея жизненного опыта, будучи глупцом, может подражать жизни? Конечно, мы говорим о достоинстве поэта не в том смысле, как о достоинстве плотника или кузнеца. Ведь их достоинство не связано с врожденным благородством и величием, тогда как достоинство поэта соединено с достоинством самого человека, и нельзя стать хорошим поэтом, не сделавшись раньше хорошим человеком.

6. Итак, лишать Гомера риторического искусства — значит совершенно пренебрегать нашими основными положениями. Ибо что же в такой степени свойственно риторике, как не стиль? Что же так свойственно поэзии? И кто же превзошел Гомера в отношении стиля? «Да, клянусь Зевсом, — ты ответишь, — но ведь стиль поэзии отличен от риторического». «По виду — да; так же как в самой поэзии, стиль трагедии отличается от стиля комедии, и в прозе стиль истории отличается от стиля судебных речей». Не является ли речь термином, выражающим родовое понятие, виды которого — ритмическая и прозаическая речь? Или же речь в самом общем смысле является скорее понятием родовым, тогда как ораторская речь не является родовым понятием и стиль есть просто достоинство речи? Но прозаическая речь (я имею в виду художественную прозу) есть подражание поэтической. Ибо поэзия как искусство первой выступила на сцену и первой снискала к себе уважение. Затем появились Кадм, Ферекид, Гекатей и их последователи с прозаическими сочинениями, в которых они подражали поэзии, отбросив стихотворный размер, но сохранив все характерные особенности поэтического стиля. Далее, последующие писатели в свою очередь постепенно отбрасывали какую-нибудь из этих особенностей и, придав прозе ее теперешнюю форму, как бы низвели ее с некоей высоты. Точно так же о комедии можно сказать, что она получила свою структуру от трагедии и, отступив от трагической возвышенности, дошла до так называемого теперь «прозаического» стиля. И тот факт, что древние употребляли слово «петь» вместо «говорить»[41], свидетельствует именно о том, что поэзия была источником и началом витиеватого или риторического стиля. Ведь публичное исполнение стихов сопровождалось песней. Это была речь мелодическая или «ода»[42]. И от слова «ода» стали говорить рапсодия, трагедия и комедия. Если слово «говорить»[43] сначала употреблялось в отношении поэтического «стиля»[44] и если этот стиль у древних сопровождался песней, то термин «петь» у них означал то же самое, что и «говорить». Затем, после того как они употребили первый из этих двух терминов в неточном смысле по отношению к прозаической речи, это неточное употребление перешло также и на последний. Кроме того, тот факт, что неритмическая речь была названа «пешей»[45], показывает ее нисхождение на землю с некоей высоты или с колесницы.

7. Однако Гомер, по словам Эратосфена, говорит не только о странах, которые находятся по соседству и в самой Греции, но даже и о многих отдаленных странах; и при изложении мифов Гомер более точен, чем последующие писатели, так как он не во всем видит чудеса, но в поучение нам употребляет аллегории, перерабатывает мифы или стремится снискать расположение слушателей, особенно в рассказе о странствованиях Одиссея; говоря об этом странствовании, Эратосфен допускает много ошибок; он объявляет пустыми болтунами не только толкователей Гомера, но и самого поэта. Но об этом стоит сказать более подробно.