География

17. Далее, факты, происходящие в Менинге, продолжает Полибий, согласуются с сообщением Гомера о лотофагах. Но если есть и некоторые несоответствия, то их следует приписать изменениям, внесенным или по незнанию, или в силу поэтической вольности, которая представляет собой соединение истории, риторической формы изложения и мифа. Цель истории — истина; например, когда поэт в «Списке кораблей» упоминает о топографических особенностях отдельных местностей, один город он называет «каменистым», другой — «предельным», третий — «стадам голубиным любезным», четвертый — «приморским». Цель риторического изложения — наглядность; например, когда Гомер выводит героев в сражениях. Цель мифа — доставлять удовольствие и возбуждать удивление[52]. Но выдумывать всегда неубедительно и не в духе Гомера. Ведь все согласны, что поэма Гомера есть философское произведение, в противоположность мнению Эратосфена, который предлагает нам судить о поэмах, имея в виду их смысл, а не искать в них истории. И Полибий говорит, что более убедительно толковать слова поэта:

Девять носили нас дней ветры, несущие гибель,

(Од. IX, 82)

если относить их к небольшому расстоянию (потому что «несущие гибель ветры» — не то, что «заставляющие корабль плыть по прямому курсу»), чем помещать весь эпизод далеко в Океане, как если бы эти слова означали «постоянно дули попутные ветры». Если принять, что расстояние от мыса Малеи до Геракловых Столпов составляет 22 500 стадий, и если, говорит Полибий, предположить, что оно было пройдено в 9 дней с одинаковой скоростью, то расстояние, покрываемое каждый день, соответствовало бы 2500 стадиям. Но кто же когда-нибудь видел, что какой-нибудь человек прибыл из Ликии или Родоса в Александрию за 2 дня, хотя расстояние между этими пунктами только 4000 стадий? А тем, кто задает дальнейший вопрос, каким образом Одиссей, трижды достигавший Сицилии, ни разу не проплывал через пролив, Полибий отвечает, что это происходит по той же причине, почему и позднейшие мореплаватели все избегали плавания в этом проливе.

18. Таковы слова Полибия, и то, что он говорит, в основном правильно. Но когда он отвергает довод, который переносит странствование Одиссея в Океан, и старается точно измерить девятидневное странствование Одиссея и соответствующее расстояние, то он доходит до крайних пределов нелепости. Ибо он то приводит слова поэта:

Девять носила нас дней раздраженная буря,

(Од. IX, 82)

то скрывает его высказывания. Потому что Гомер говорит также:

Быстро своим кораблем Океана поток перерезав,

(Од. XII, 1)

и

На острове волнообъятном Огигии,
Пупе широкого моря,

(Од. I, 50)

где, по словам поэта, живет дочь Атланта; и относительно феаков:

... живем мы
Здесь, от народов других в стороне, на последних пределах
Шумного моря, и редко нас кто из людей посещает.

(Од. VI, 204)

Все это ясно указывает на то, что эти фантастические эпизоды разыгрываются в Атлантическом океане. Но Полибий, умалчивая об этих словах, отводит ясные свидетельства поэта; и в этом он не прав; но он прав, приурочивая странствования Одиссея к местностям около Сицилии и Италии, и указания поэта подтверждаются географическими названиями тех местностей. Ибо какой же поэт или прозаик убедил неаполитанцев назвать могильный памятник памятником Сирены Парфенопы, а жителей Кумы, Дикеархии и Везувия увековечить имена Пирифлегетонта, Ахерусийского озера, оракула мертвых у Авернского озера и Байя и Мисена, спутников Одиссея? Тот же самый вопрос можно задать и относительно рассказов Гомера о Сиренуссах, о проливе, о Скилле, Харибде и об Эоле; все эти рассказы мы не должны строго критиковать и отбрасывать как не имеющие корней и опоры в местной традиции, как вовсе не притязающие на истинность и на пользу как история.