Читаем География полностью

тогда как другое сечение не имеет ничего общего с этим), мы пользуемся соответственно теми и другими операциями в зависимости от времени и потребности; и в области географии тоже следует производить сечения частей, когда мы разбираем подробности, но мы должны скорее подражать сечениям по суставам, чем сечениям случайным. Только таким образом и можно установить важные пункты и точные границы, в чем нуждается география. Границы страны точно определены, когда ее можно ограничить реками, горами или морем, племенем или племенами, наконец, по величине и форме там, где это возможно. Но вообще вместо геометрического определения достаточно простого определения в общих чертах. Таким образом, что касается величины страны, то достаточно указать ее наибольшую длину и ширину (например, длина обитаемого мира приблизительно составляет 70 000 стадий, ширина же его немногим меньше половины длины); что касается формы, то [достаточно будет] уподобить страну какой-нибудь геометрической фигуре (например, Сицилию — треугольнику) или какой-нибудь другой из известных фигур (например, Иберию — бычьей шкуре, Полепоннес — листу платана)[213]. И чем обширнее будет рассекаемая область, тем приблизительнее приходится делать сечения.

31. Итак, Эратосфен правильно делит обитаемый мир на две части цепью Тавра и морем у Геракловых Столпов. В южной части границы Индии определены многими способами — горой, рекой, морем и одним названием, как бы названием одной племенной группы, так что Эратосфен правильно называет ее четырехсторонней и ромбоидальной. Ариана уже имеет менее точные очертания[214], потому что ее западная сторона сливается с другими; но она определяется все же тремя сторонами, как бы прямыми линиями, а также названием Ариана, именем одной племенной группы. Очертания третьей сфрагиды совершенно невозможно определить, во всяком случае так, как ее определил Эратосфен. Ведь у нее общая с Арианой сторона сливается, как я сказал выше, и южная обозначена весьма приблизительно; ибо она не очерчивает границы сфрагиды (так как проходит через ее центр и оставляет много областей на юге) и не представляет также наибольшей ее длины (ибо северная сторона длиннее); и Евфрат не образует ее западной стороны (даже если бы его течение шло по прямой), так как его крайние точки — верховья и устье — не расположены на одном меридиане. Почему же эту сторону скорее можно назвать западной, чем южной? И кроме этого, так как пространство, остающееся между этой линией и Киликийским и Сирийским морями, незначительно, то нет убедительного основания, почему бы не продолжить сфрагиду до этого пункта, тем более что Семирамида и Нин называются сирийцами (Семирамида основала Вавилон и сделала его царской столицей, а Ниневию — Нин столицей Сирии), да и язык народа даже до сегодняшнего дня остается по обеим сторонам Евфрата одинаковым. Как раз здесь совершенно не следовало бы так расчленять столь знаменитый народ и присоединять его части к чужеземным племенам. Ведь нельзя сказать, что Эратосфен был вынужден сделать это, имея в виду размеры третьей сфрагиды; ибо если сюда прибавить области вплоть до Средиземного моря, то и тогда третья сфрагида не сравнится величиной с Индией и даже с Арианой, хотя бы даже мы присоединили к ней территорию до пределов Счастливой Аравии и Египта. Поэтому гораздо лучше было бы распространить третью сфрагиду до этих пределов и путем прибавления столь малой области, простирающейся до Сирийского моря, определить южную сторону третьей сфрагиды, но не так, как это делает Эратосфен, и не в виде прямой линии, а так, чтобы она шла по береговой линии, по правой стороне (если плыть от Кармании вдоль Персидского залива до устья Евфрата), затем касалась бы границ Месены и Вавилонии (там, где начало перешейка, отделяющего Счастливую Аравию от остального материка) и, наконец, пересекала бы этот перешеек, доходя до самой впадины Аравийского залива и до Пелусия, даже до устья Нила у Каноба. Это была бы южная сторона; остальная, или западная, сторона простиралась бы по береговой линии от устья Нила у Каноба до Киликии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное