Савицкий не мог не замечать и последствий «мелкого» хозяйничанья интервентов, и «отсутствие воли» у правительства Деникина в «борьбе с советской валютой». Все это порождало и подогревало социалистические настроения среди интеллигенции Юга. «Стихийное “полевение” приходится наблюдать даже в тех кругах, где его никак нельзя было ожидать. Кто только не изображает теперь собой пророка грядущей всемирной социалистической революции?!», – негодовал он в письме к «Наставнику» от 2 марта 1919 г.[227]
Наблюдая эти процессы, и сам Петр Николаевич потерял веру в возрождение России силами Добровольческой армии[228]. Поэтому он чаще писал о возможности победы красных.Савицкий был уверен, что в случае победы большевиков, сила «праведников» Белого Дела перейдет, «как сила умирающего богатыря в русской былине – к их победоносному врагу
. Красный факел запылает в Европе и Азии, и безумием масс, как и безумием раскаленных национализмом не только малых, но и больших наций (Германия!) не будет ли сопротивление сломлено на многих участках» (выделено мной –Эта идея – намек на историческую связь между Советской Россией и Россией имперской, прозвучавшая из уст сторонника белого движения, чтившего «святые имена Каледина и Корнилова» в 1920 г., отражала стремление к объективному научному анализу событий после 1917. Важно отметить, что эти воззрения во многом предвосхитили появление пореволюционной идеологии будущих евразийцев. Геополитическое мышление Савицкого прозревало эту связь в идее сохранения цельной России как геополитического феномена.
Не менее важен здесь и другой момент. При рассмотрении Савицким имперского пространства как некого живого организма, государства как процесса в его истории, проявился подход, характерный для классической западной геополитики.
Принципы географического детерминизма (географической обусловленности политической жизни) и органицизм или органические теории империй (представление о государстве-организме, «жизненном пространстве» у К. Хаусхофера или «Большом пространстве» у К. Шмитта.) особенно активно разрабатывались немецкой школой геополитики, начиная с работ ее основоположника Ф. Ратцеля (конца ХIХ – начала ХХ вв.)[231]
. С произведениями этого автора Савицкий был знаком[232]. Но говорить о каких-либо заимствованиях представляется лишенным оснований. Здесь необходимо обратить внимание на то, что органицистские теории в западной империалистической геополитике служили обоснованием для экспансии, были направлены вовне. При рассмотрении же теории Савицкого, видно, что «историческая необходимость» собирает и созидает внутреннее пространство российской империи,Здесь сказалось влияние русской геополитической традиции, в большей степени, славянофильской и почвеннической, направленной на изучение «телосложения» империи. Представление об определяющей роли пространства в хозяйственно-общественном развитии государства послужило основой в формировании центральной категории евразийской геополитики П. Н. Савицкого – «месторазвитие».
С другой стороны, прослеживаются параллели с концепцией известного представителя англо-саксонской геополитики Х. Маккиндера, изложенной им в работе «Географическая ось истории» (1904). Отметим, что в 1919–1920 гг. Маккиндер был представителем Великобритании в Белой армии при Колчаке, а затем у Врангеля. А. Г. Дугин не исключает, что «Савицкий, занимавший высокий чин в правительстве Врангеля, был с ним лично знаком (хотя документально подтверждающих это сведений нет)»[233]
.Классик атлантистской геополитики выстраивал стратегию мирового господства, ключом к которой являлся «хартленд» («срединная земля»), сердце Евразии. В пространственном отношении большая часть хартленда располагалась на территории Российской империи (плюс Балканы). Именно по русским землям он проводил «географическую ось истории», полагая, что геополитика Российской империи есть концептуализация стратегических интересов этой оси[234]
.