Геополитическая концепция истории России П. Н. Савицкого

Термин «естественные границы» – вошел в политический тезаурус задолго до появления терминов «геополитика» и «месторазвитие» – во второй половине ХVII века, при дворе Людовика ХIV, когда были провозглашены «естественные и справедливые» границы Франции «Рейн – Альпы – Пиренеи»[517]. В современных Савицкому геополитических концепциях, западных и отечественных, под «естественными границами» понимались «крупные природные разделы, существующие на земной поверхности и резкою, трудно проходимою чертою рассекающие лицо земли. Естественная граница – это серьезное и трудно преодолимое для человеческих сил препятствие, созданное природою на поверхности земной коры и могущее быть использованным тем или иным народно-государственным организмом для более совершенного и надежного обеспечения своих интересов и своей безопасности»[518]. Такой естественной демаркационной линией могли быть высокие горные цепи, океаны, пустыни. Реки классическая геополитика 20-30-х гг. ХХ века сюда не относила.

Исходя из этого, Савицкий не мог отыскать «естественные» границы между Европейским миром и Евразийским в силу их отсутствия, поэтому считал условно географической Европой – земли, лежащие на запад от Пулковского меридиана, в сторону Атлантики (на 1914 г.)[519]. В этой связи он констатировал, что «пределы Евразии» не могут быть установлены по какому-либо несомненному» признаку, посему и провел западную границу по культурно-историческому принципу. Конкретней, по религиозному – границы латинской и христианской цивилизаций – и по «структурным чертам распространения русского говора»[520]. Такой подход практически полностью воспроизводил принципы разграничения культурно-географических миров В. И. Ламанского – по преобладанию русского населения и русского языка и православия[521].

Таким образом, на северо-западе политические границы Российской империи со Швецией и Норвегией совпадали с культурно-историческими и этнологическими, а южные сухопутные границы – с Пруссией, Австрией и Румынией, даже с европейской Турцией, могли трактоваться как «искусственные», поскольку эти земли были в большей степени «единоплеменные», «единоверные» России. В результате, обосновывалась панславистская концепция российского пространства, согласно которой граница «Среднего мира» с Европой проходила по черноморско-балтийской перемычке в том числе, по Адриатическому и Ионическому морям («окраинно-приморские европейские территории»), вбирала все территории западнославянские. Еще в 1919 г., Савицкий ограничивал линию стратегических интересов России в Европе по линии Познань – Богемские горы – Триест[522]. Таким образом, Галиция, Волынь рассматривались как органические части Евразии.

В 30-е гг. Савицкий изменил свою позицию. В своем докладе «Россия, Германия и Дальний Восток», он, ратуя за развитие восточного направления советской колонизации указывал, что Прибалтика и Польша, будучи устремленными к Европейскому миру, «находясь в составе Российской империи, осложняли позицию старого режима»[523].

Относительно пограничной линии с Азией в большей части естественные границы тоже отсутствовали. Савицкий обозначил лишь границу двух миров по Дальнему Востоку, где она переходила в «долготы выклинивания сплошной степной полосы при ее приближении к Тихому океану, т. е. в долготах Хингана[524]. В целом же, с миром Азии у России-Евразии были прочные историко-географические связи еще со времен монгольского периода евразийской истории. В этой связи Савицкий говорил о «геополитическом наследстве» географической плоти «монголосферы» применительно к восточной политике России[525].

Савицкий заявлял, что Россия – «наследница Великих Ханов, продолжательница дела Чингиса и Тимура, объединительница Азии»[526] (выделено мной – А. М.). Поэтому своей геополитической теории он не устанавливал четкого предела пространственного роста России-Евразии в восточном направлении: pax rossica имел геополитические права на пространство pax mongolica[527]. В этой связи евразийцы часто повторяли: «Мы не захватчики в Азии, а у себя дома в Евразии»[528].

Здесь опять прослеживалось влияние традиций русской геополитики, где проблема Россия – Восток со времен «Большой игры»[529] была не менее значима, чем вопрос о взаимоотношениях нашей страны с Западом.

Это объяснялось стратегической важностью в условиях борьбы за сферы влияния в Средней Азии с Англией, а также определяющей ролью восточного направления в широтной геополитической активности Российской империи. В этом отношении показательны слова геополитика-публициста И. И. Дусинского (публиковался под псевдонимом Арктур), отмечавшего в 1910 г., что «для нашей национальной политики азиатские части восточного вопроса представляются еще более существенными, чем части европейские. Более того: национальные задачи нашей внешней политики, за исключением лишь Царьграда и его области, всецело сосредоточены именно в Армении, Курдистане и Малой Азии»[530].