Но и сам берлинский двор вовсе не стремился к тому, чтоб хоть сколько-нибудь смягчить свою позицию и сделать ее приемлемой для переговоров. В письме 19 октября Безбородко сообщил Потемкину, что императрица предпочла остановить переговоры о союзе с Польшей и, таким образом, проверить, какое действие на прусского короля произведет податливость Петербурга {517}
. Последовало расширение требований Пруссии, в ответ Екатерина предприняла шаги, о которых предупреждала своего корреспондента в письме 19 октября. Узел нового конфликта затягивался все туже.Князь, как и опасалась императрица, ответил решительным отказом передать значительную часть войск в предполагаемую обсервационную армию. Он указывал, что распыление сил не позволит удержать границу на юге, а начало военных действий сразу против Турции, Швеции и Пруссии гибельно для России. «Сколько мое сердце угнеталось, видя все, чему неминуемо быть долженствовало! Способ был легкой предупредить. Я не забывал о нем напомнить. Бог сам знает, что мое сердце чувствует… Лига сильная: Англия, Пруссия, Голландия, Швеция, Саксония и многие имперские принцы пристанут. Польша нам будет в тягость больше других. Вместо того, чтобы нам заводить новую и не по силам нашим войну, - писал Потемкин 3 ноября, - напрягите все способы сделать мир с турками и устремите Ваш кабинет, чтобы уменьшить неприятелей России. Верьте, [113] что не будет добра там, где нам сломить всех, на нас ополчающихся. Прусский король не такой еще будет диктатор; кто Вам скажет иначе, того почитайте злодеем и Вам, и отечеству» {518}
. Колебания императрицы усилились после получения почты 17 октября. «Тревожатся тем, что сделана доверенность к людям, крайне дела наши расстроившим, и что не внимали тому, что его светлость предсказывал». - доносил Гарновский 7 ноября. В то же время Екатерина не могла поступиться достоинством своей державы. «Войны с Пруссией и Англией, кажется, избежать уже нельзя. - продолжает управляющий, - потому что, с одной стороны, короли прусский и английский, приняв на себя вид повелителей вселенной, явным образом мешают нам во многих делах, с другой же, государыня и совета члены… не полагают мщению соразмерных обстоятельствам пределов, и нет между раздраженными частями посредника».7 ноября императрица просила Потемкина не оставлять ее «среди интриг» и настаивала на его скорейшем приезде в столицу после взятия Очакова {519}
. На ту же необходимость указывал и Гарновский, прося поспешить не только «для поправления дел», но и для того, чтоб «царицу нашу, колеблющуюся без подпоры, огорчения с ног не свалили». Огорчения следовали одно за другим. «По письмам графа Штакельберха в Польше худо, - сообщал князь 14 ноября, - чего бы не было, конечно, по моему проекту. Но быть так, теперь нужно всячески утушить предприятие лиги и не допускать до действий. Ежели успеете в сем, то после все будет возможно поправить. Я повторяю как вернейший и преданнейший вам подданный: ускорьте перевернуть, помиритесь с Швециею, употребя короля прусского, чтоб он убедил шведского адресоваться к Вам, притворите мирной и дружественной вид к Пруссии до время» {520}.Прочитав письма князя о необходимости перемены «политической системы», в силу которой России готовилась противопоставить себя «лиге» в целом, Екатерина проплакала всю ночь {521}
, а на утро написала Григорию Александровичу письмо 27 ноября, полное колких выпадов против Фридриха-Вильгельма П. Она обвиняла его в антирусской агитации в Польше. «Сия, чаю, продлится дондеже соизволит вводить свои непобедимые войска в Польшу и добрую часть оной займет. Я же не то, чтоб сему препятствовать, и подумать не смею, чтоб его королевскому прусскому величеству мыслями, словами или делом можно было чем поперечить… Предпишутся мне самые легонькие кондиции, как например: отдача Финляндии, а, может быть, и Лифляндии - Швеции, Белоруссии - Польше, а по Самару реку - туркам, а если сие не приму, то войну иметь могу… Я начинаю думать, что нам всего лучше не иметь никаких союзов нежели переметаться то туды, то сюды, как камыш во время бури. Я к отмщенью не склонна, но провинции за провинцией не отдам. Законы себе предписывать кто даст? Они позабыли себя и с кем дело имеют!… Возьми Очаков и сделай мир с турками, тогда увидишь, как осядутся, как снег на степи после оттепели, да поползут, как вода по отлогим местам» {522}.