Геополитические проекты Г.А. Потемкина

Письма Александра Андреевича светлейшему князю за 1786 г. полны упоминаний о важной работе, «угодной ее величеству», в которой статс-секретарь принимал участие вместе с Потемкиным {380}. Продвижение Безбородко в члены Совета было не только наградой за выполненный труд, но и накладывало на Александра Андреевича ряд обязанностей перед его покровителем. Необходимость часто покидать столицу заставляла Потемкина искать человека, который, будучи посвящен во все государственные дела, оставался бы в Петербурге, чтобы помогать императрице в качестве ближайшего сотрудника. «Почта Цареградская доставила ответ Порты, который, я подозреваю, диктован от французов, - писал Григорий Александрович Безбородко в июле. - Он состоит в непризнании даже и царя Ираклия подданным России; называют его неоднократно своим. Прошу Вас сделать мне одолжение поспешить сюда приездом. Необходимо нужно мне ехать самому на границы. Боюсь крайне, чтоб не задрались прежде время» {381}. Потемкин просил Безбородко поскорее вернуться из Москвы и приступить к выполнению своих обязанностей. Обстановка на юге действительно складывалась весьма сложная.

Весной 1786 г., когда горные перевалы освободились от снега, вспыхнули военные действия на Северном Кавказе. Чеченский пастух Ушурма, провозгласивший себя наследником Пророка, принял имя Шейх Мансур и объявил газават - священную войну против неверных. Горские племена под его руководством начали нападать на русские посты и крепости Азово-Моздокской укрепленной линии {382}. Мятеж как нельзя кстати совпал с принятием Грузии под протекторат России. По приказу Константинополя Сулейман-паша Ахалцыхский, должен был соединить свои войска с отрядами «имама Мансура». 1 (12) мая 1786 г. Булгаков доносил императрице: «В начале апреля Порта послала тайное повеление к Ахалцыхскому паше набрать лезгин… Порта, когда российские войска появились в Карталинии и ее область поддалась России, послала повеление к Сулейман-паше располагать духи разных мелких Азербайджанских ханов, соседних с Грузиею и с Ахалцыхом, возмущать их против Ираклия, иметь всегда в готовности войска и взять в службу Порты достаточное число лезгин для охранения сей границы… В совете, бывшем у муфтия полагали, что пока Сулейман останется в Ахалцыхе, Россия не может утвердить прочно своего владения в Карталинии» {383}.

Получив это донесение, Екатерина направила Потемкину записку о неизбежности скорого начала войны: «Турки в Грузии явно действуют, - говорила императрица. - Лезгинскими лапами вынимают из огня каштаны. Сие есть опровержение мирного трактата, который уже нарушен в Молдавии и Валахии. Противу сего всякие слабые меры действительны быть не могут; тут не слова, но действие нужно, чтоб сохранить честь, славу и пользу государя и государства» {384}. Вероятно, эта записка была приложена Екатериной к донесению Булгакова, которое она переслала Потемкину. Из приведенного текста видно, что императрица настаивала на скорых и решительных мерах, которые могли послужить прологом к войне.

Григорий Александрович, как показывает его письмо к Безбородко, намеревался сам ехать на южные границы, но сохранение «чести, славы и пользы государя и государства» он усматривал в том, чтоб русские и турецкие войска «не задрались прежде времени», т. е. не втянулись стихийно в столкновение на Черном море. На Кавказе к этому моменту уже полыхал локальный конфликт, грозивший перерасти в новую войну с Турцией. Двоюродный брат светлейшего князя П. С. Потемкин, подписывавший Георгиевский и командовавший Кавказским корпусом, направил на поимку Шейх Мансура отряд полковника Ю. Н. Пиери, который был окружен в горах и весь вырезан чеченцами. «Мне жаль Пиерия, но не столько, как людей, ибо вся потеря произошла от его безрассудной запальчивости. - с раздражением писал Потемкин своему родственнику и подчиненному. - Да при том еще чеченцы правы: им, в силу моего повеления, не было объявлено предписания, чтоб выдали бродягу пророка Мансура, а пришли (отряд Пиери - O. E.) прямо воровски; то как же им не обороняться противу разорителей?… Постарайся произвесть в чеченцах раскаяние, дать им чувствовать, что сие дело было своевольным предприятием, а не по повелению» {385}.

Это письмо показывает, что Григорий Александрович стремился притушить затлевшуюся войну на Кавказе и предпочитал до времени лучше потерпеть партизанские действия «бродяги Мансура», [86] чем нанесением немедленного ответного удара всколыхнуть поддерживавшие лжепророка горские племена. Его возмутили самовольно взятые на себя полковником Пиери карательные функции, результатом которой явилось уничтожение немногочисленного отряда. Заметим, что жалость к солдатам и гнев не затмевали в глазах светлейшего князя того неприглядного факта, что отряд действовал «воровски», а местные племена только воспротивились «разорителям».