Геополитические проекты Г. А. Потемкина

Вняв совету Потемкина, петербургский кабинет, наконец, заработал быстрее. Уже 8 марта светлейшему князю был послан проект трактата с Польшей. Сам этот документ не сохранился, однако остались замечания, написанные на него Безбородко. Александр Андреевич видел в присланном из Варшаве документе ряд неудобств, которые состояли в первую очередь в желании польского короля самостоятельно руководить вспомогательным корпусом, а также в неуместно [108] больших требованиях территориальных приобретений. Екатерина направила Потемкину соображения Безбородко, который опасался, что сам факт созыва «народового войска» усилит власть короля {491}. В сопроводительном письме императрица высказывала предположение, что при обсуждении текста договора с польской стороной встретятся многочисленные трудности {492}. Именно в ответ на это послание Екатерины и возник первый из дошедших до нас проектов Потемкина о союзе с Польшей.

Работа над присланным из Варшавы текстом договора о предоставлении Польшей России вспомогательного войска, а также русским контрпроектом, полученным из Петербурга, заняла у Потемкина около полумесяца. В течение этого времени светлейший князь постоянно сносился со своими сторонниками в Польше и королем Станиславом-Августом, для урегулирования деталей. 27 марта Григорий Александрович направил в столицу обширную почту, посвященную спорным вопросам трактата, в которую входили собственноручное письмо князя и три пространные записки, дополняющие текст письма. Именно в этих источниках Потемкин и излагал свой проект об альянсе с Польшей. Эти любопытные документы дважды обернулись из Крыма в Петербург и обратно, поскольку императрица под замечаниями князя оставила свои пометы. Из них видно, что корреспонденты и на расстоянии работали так, как если бы они находились в разных кабинетах Зимнего дворца, отвечая письменной репликой почти на каждую фразу друг друга.

Как и опасалась Екатерина II, обсуждение деталей союзного договора вызвало целый ряд затруднений. Первую важную сложность князь видел в желании Станислава-Августа «самому предводить» вспомогательными войсками, которые Польша, по договору, предоставляла России. Станислав-Август непременно хотел отправиться на войну во главе своей армии, поскольку удачные военные действия и земельные приобретения для Польши значительно повысили бы его популярность в польском обществе и увеличили политический вес, столь необходимый королю. Но подчинение иностранному фельдмаршалу было несовместимо с его королевским достоинством, а поскольку польский корпус должен был действовать вместе с русскими войсками, то Станислав - Август требовал формально распространить свое командование и на русскую армию. «Затруднение будет обойтись в сем деле с королем, которому хочется самому предводить», - рассуждал Потемкин.

Князь, обычно весьма щепетильный в вопросах дипломатического этикета, когда дело касалось протокольного подтверждения достоинства России, на этот раз проявил редкую терпимость по отношению к требованиям польского короля. «Если б он со своими примкнул ко мне, - писал Григорий Александрович в письме, - я бы не поставил себе в обиду, в самом же деле не давая ему от себя как только одного виду начальства» {493}. Подобная сговорчивость показывает, насколько Потемкин дорожил идеей союза. Ради заключения договора он был готов даже перешагнуть через личную гордость, формально оказаться на вторых ролях, подвергнуться резкой критике своих противников, выслушать новые обвинения в том, что он якобы не дорожит честью России, закрыть глаза на неизбежный ропот русских офицеров.

Однако, князь надеялся, что его сторонники в Польше все же найдут повод удержать короля дома. «Ежели же бы его отклонить от сего, то лучшая манера тем, что королю польскому несовместно предводить часть… Не можно ли будет в утешение поправить домашнее его состояние из способов в их же земле?» {494} - рассуждал Потемкин. «По всему есть замашка королевская схватить прибавку власти, - продолжал свою мысль князь в приложенной к письму записке. -… Я и теперь, как и всегда говорил, чтобы королю дать все выгоды приятной жизни, но отнюдь не власть. Уже теперь его далеко пустили, наипаче допустив в примасы родного брата». Князь Казимеж Понятовский, брат короля, являлся примасом, т. е. главным епископом Польши, что обеспечивало Станиславу-Августу лояльность католического духовенства. Формально примас осуществлял власть в стране в случае смерти короля до выборов нового. Под репликой Потемкина Екатерина подписала: «Лучше в примасе, нежели в гетманстве, понеже у примаса попы, а у того войски. Власть примаса только по смерти королевской, и тогда сей примас скорее сообразится с нашими интересами, нежели всякий иной» {495}.