Геополитика постмодерна

Нельзя отождествлять Евразию с государством или с этносом, например, с русским, хотя великороссы, которые появились в результате слияния восточнославянских племен с уграми и тюрками, являются наиболее приоритетным евразийским этносом, наиболее типичным. Следовательно, они наиболее соответствуют исполнению цивилизационной геополитической исторической миссии, но не потому, что «избранные», просто они «наиболее евразийские» среди всех остальных евразийцев.

Оставаясь в рамках исторической преемственности, евразийством следует называть именно это движение русской государственности, обращенное к Востоку — к Владимирской, а потом Московской Руси, к Ивану Грозному, к тюркофилии, к очень доброжелательному отношению к восточным культурам, но тем не менее к утверждению своей собственной уникальной самобытности, особенно перед лицом глобализации. Евразийцы задавались вопросом: что хуже было для России — монгольское завоевание либо польско-литовское? Ответ очевиден. Мы видим, что русские, попавшие под западное влияние, утратили свою самобытность, стали восточной периферией западного мира, а русские, которые освобождались постепенно из-под монгольского контроля, не только становились сплоченными, но и восприняли гигантский имперостроительный импульс независимости, суверенности, цивилизационной самобытности.

«ДА»: Вы уже произнесли слово «глобализация». Интересным кажется рассмотреть это понятие в контексте евразийских идей. Ведь процесс, называемый глобализацией, фактически означает распространение «единственно правильной» цивилизации, которую Вы называете атлантизмом. Следует ли отсюда, что концепция глобализации мира и концепция евразийства являются антиподами?

А. Дугин: Глобализация — это вообще очень двусмысленный термин. Создается впечатление, что говорится о разнообразных контактах между народами мира, о повсеместном диалоге. На самом деле, речь идет совершенно об ином. Меньшая часть человечества — конкретно, американская и западноевропейская часть — диктует остальным свою модель, которая является результатом ее уникального пространственного, исторического и географического развития. Вот в этом и заключается так называемая однополярная, или атлантистская, глобализация. Она представляет собой не что иное, как процесс распространения американской модели, социально-экономического и политического устройства, американского контроля, американского геополитического могущества, американского образа жизни на все регионы земли, чтобы постепенно искоренить самобытность каждого из них — не только русского, но и турецкого, и арабского, и иранского, и японского — абсолютно всех, и создать для всех единую модель, скопированную с американской. Ясно, как может относиться к этой ситуации евразийство, которое традиционно рассматривает в качестве позитива отстаивание восточными регионами независимости от универсализирующих тенденций Запада. Никогда еще Запад не был так нагл, столь дерзок и решителен в навязывании исполнения своей псевдомессианской задачи, как сегодня.

Однополярная глобализация является для евразийства главным врагом. Но евразийство противопоставляет глобализации не проект полной закрытости или изоляционизма перед лицом этой угрозы. Евразийство осмысляет этот вызов, осознает его историческое значение, цели, причины и ориентации и предлагает преодолеть и как бы превозмочь этот импульс через новый ответ. Мы должны мобилизовать сейчас на борьбу с глобализмом потенциал всего евразийского континента. Это требует не только, скажем, опоры на патриотизм и государственность. Надо придать патриотизму новое измерение.