Георг де Вилар. Серебряная рота

А я вдруг понял, что у меня очень болит голова. Буквально раскалывается. Просто невыносимо. Охнув, я сел на корточки, обхватив голову руками, будто пытаясь удержать её от разрушения. Кузнец всё ещё беспомощно ворочался. Кое-как я поднялся и подошёл. Потянул за руку и помог ему встать на колени.

– Поль! – хрипло простонал он, протягивая ладонь.

Мальчик свалился со стула и лежал с закрытыми глазами. Морщась от боли, я наклонился над ним, пытаясь понять, жив он или нет.

– Нужно вынести его на воздух, – сказал я кузнецу. – Слышишь меня? Можешь идти?

От моих метаний по комнате подсвечник опрокинулся, но свеча не погасла. Она подкатилась к портьере, и та уже начинала разгораться. Я снова схватился за голову. Когда я её сжимал, казалось, что она не так сильно болит. Первым порывом было сдёрнуть портьеру и потушить пламя. Но затем я передумал.

Кузнец, покачиваясь, поднялся на ноги. Несколько секунд он вглядывался в сидящее в кресле тело, затем плюнул в его сторону и выругался.

Я был согласен со сказанным, но всё же лучше было не поминать Врага рода человеческого в этих стенах.

– Бери сына, – сказал я. – Пойдём отсюда.

Подошёл к креслу и попытался вытянуть свою шпагу. Но она плотно сидела в мертвеце, видимо, как и топор, завязнув в спинке. Портьера разгоралась всё сильнее, с той стороны уже потянуло жаром. Я упёрся сапогом в грудь мертвеца, и шпага подалась. Даже такое прикосновение возмутило мой дух.

– Скорее! – крикнул я.

Кузнец уже поднимался, держа своего сына на руках. Мы прошли коридором мимо мёртвой собаки, которая, как оказалось, не была никаким исчадием ада, а лишь находилась под властью безумца. Мне даже стало жаль её. Возле входной двери лежал лицом вниз зарубленный кузнецом слуга. Бедняга тоже был, очевидно, не в себе, но на него у меня жалости уже не хватило.

…

Мы дошли до наших лошадей, я отстегнул флягу и полил водой мальчику на лицо. Он лежал на траве бледный и похожий на мёртвого, но я чувствовал, что он живой. Мёртвые выглядят как куклы, а мальчик на куклу похож не был. С содроганием я разглядел синяки на его шее, напоминающие следы пальцев. Маленьких детских пальцев. Я попил сам и отдал флягу кузнецу. Удивительно, но голова болела уже не так сильно.

Достал из седельной сумки маленькое зеркальце, которое взял по суровому настоянию матушки, и поднёс его ко рту мальчика. Зеркальце слабо затуманилось и на лице кузнеца блеснула слезинка, такая неожиданная в сочетании с его грубым обликом, казалось бы, предполагавшим душевную чёрствость.

– Славно горит, – сказал я ему, положив ободряюще на плечо руку.

Кузнец согласно кивнул. Ярко полыхало уже не только в двух крайних окнах второго этажа, но и в двух соседних. Из-под крыши валил дым, поднимаясь столбом в прояснившееся и уже вечереющее небо.

Никогда не думал, что лицезрение пожара может быть таким приятным.

…

На обратной дороге я думал расспросить кузнеца подробнее о его сеньоре. Мы скакали бок о бок, я придерживал повод его коня, а он крепко прижимал к груди бесчувственного сына. Но жалость победила. А затем, когда мы приехали к ним в дом, располагавшийся в стороне от кузни, и жена кузнеца вместе с дочкой стали со слезами хлопотать вокруг мальчика, мне и вовсе расхотелось о чём-то расспрашивать.

Я и сам уже мог о многом догадаться. Возможно, моё изначальное неведение было действительно полезнее. В любом случае поход в итоге выдался удачным. Только мальчик Поль до сих пор не желал возвращаться в этот мир. Но дыхание его оставалось ровным и под закрытыми веками было заметно движение глаз, будто он видел некий увлекательный сон. Его уложили в кровать.

О происшедшем я рассказал скупо. Поведал, что проткнул шпагой злонамеренного вероотступника, а дом его загорелся сам по воле Господа. Но когда хозяйка собрала на стол, мы с кузнецом выпили вина, и я начал ловить восхищённые взгляды васильковых глаз Жанны, дочери кузнеца, мне уже захотелось рассказать больше подробностей. Здесь, в домашней обстановке, где уютно постреливали дрова в очаге, напротив меня за столом сидела хорошенькая девушка и всё было таким настоящим, произошедшее представлялось неким дурным видением. Но то, что это было на самом деле, подтверждал лежавший в соседней комнате мальчик.

Хоть бы очнулся скорее!

И будто в ответ на этот мой призыв из комнаты донёсся слабый голос. Мальчик звал свою мать.

После того как радостные возгласы родных немного стихли, я тоже пошёл посмотреть на очнувшегося страдальца. Наткнувшись на его взгляд, я вздрогнул – будто вновь вернувшись туда, в тот дом. Но на юном лице появилась слабая улыбка и я тоже улыбнулся.

– Этот господин спас тебя, – сказала сыну хозяйка, показывая на меня рукой.

– Я знаю, – тихо ответил мальчик.

Откуда? Я был уверен, что не слышал, как ему что-то рассказывали о происшедшем. А сам он там никуда, кроме как на свечу, не смотрел. Рука мальчика на ощупь была уже тёплой, я сжал её и погладил его по голове.

– Выздоравливай, Поль, – ласково сказал я. – Чудовища повержены. И будут повержены вновь!

– Я знаю, – повторил мальчик и опять улыбнулся.