Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом. Русские адмиралы — кавалеры ордена Святого Георгия I и II степеней

Рибас не позволял воспитанникам корпуса, среди которых были сыновья влиятельных людей, наступать себе на ногу. 8 января 1782 года Бобринский писал в дневнике: «Рибас недоволен кадетами, которые, находясь в эти дни у родных, жаловались на него и называли виновником всего того, что произошло в корпусе, так, например, они говорили, что он не допускает в корпус офицеров русского происхождения, а сам ежедневно играет в карты и водится с девками, вовсе не заботясь о том, что делается в корпусе. Оно и правда…» Рибас не нашел ничего лучше, чем запретить кадетам до выпуска выходить в город, и отправлял экипажи, приезжавшие отвезти воспитанников по домам.

Семейной жизнью офицер, видимо, также не был удовлетворен. Бобринский отмечает, что его воспитатель 25 декабря 1781 года выступал в роли хозяина на балу девицы Девиа, а 28 декабря девица эта провела вечер и ночь с де Рибасом, после чего тот чувствовал себя полдня больным. Не раз Рибас проигрывал значительные деньги, предлагал воспитаннику не уходить со скачек не отыгравшись, учил другим играм. Так, Бобринский записал: «Я был на конском бегу. Рибас говорил мне о потере, понесенной мною в графе Роб, и что я должен вознаградить ее и отваживаться еще чтобы получить назад». Скорее всего, речь шла о проигрыше воспитанника на скачках и подходе Рибаса к азартной игре. Двуличие, когда официально воспитатель говорит одно, а делает другое, и отмечал Бобринский в дневнике. С другой стороны, он же писал, что Рибас был способен очень хорошо и основательно говорить обо всем.

Видимо, опираясь на материалы дневника, Бартенев считал, что де Рибас не годился на роль воспитателя юношества и занял такой пост лишь из-за старости Бецкого.

В России офицер установил связи с местными масонами и рыцарями Мальтийского ордена, в 1779 году стал членом ордена, но быстро к нему охладел. Вслед за ним в северную столицу приехали братья Эммануэль, Андрей, Феликс и некоторые другие неаполитанцы, также поступившие здесь на службу.

Де Рибас получил вход во дворец, как раз когда прежних его покровителей, Орловых, сменил при Императрице Г. А. Потемкин. Однако не сразу ему удалось установить связь с новым фаворитом. В 1779 году имя де Рибаса впервые мелькает в переписке Екатерины II с Потемкиным и касается его воспитанника. Корреспонденты выражались откровенно, по-семейному. Екатерина II писала в декабре 1779 года о замечании, которое Бобринскому сделал Г. Г. Орлов: «Судя по тому, что мне сказал вчера Рибас, его ученику не всегда нравится, чтобы его таким образом назидали в нравственности. Я думаю, что эти проповеди не произведут на него большого впечатления. Впрочем, я знаю, что тон папá не нравится ему всегда». Из этих строк видно, что Императрица относилась к мнению де Рибаса с уважением.

Рамки учебного заведения стали тесны для энергичного человека, да и прежний смысл его нахождения здесь пропал. В 1782 году А. Г. Бобринскому исполнялось двадцать лет. В феврале он сдал экзамены. При выпуске юноша получил чин капитана, сразу был переведен поручиком в гвардию. Но сначала ему предстояло путешествие с группой бывших соучеников по России и Европе. Когда Рибас обсуждал с Бобринским, кого бы тот хотел пригласить в путешествие, и вскользь спросил, не хотел ли бы тот видеть с собой его, юноша промолчал. Рибас понял, что не стоит рассчитывать на его помощь. Работа в корпусе не прельщала. Проект моста через Неву, разработанный де Рибасом, не одобрила Академия наук. Вряд ли следовало рассчитывать на протекцию жены и тестя. Требовалось искать новую форму самовыражения.

После отъезда воспитанника де Рибас отправился в путешествие за границу. Возможно, он выполнял поручение Императрицы. 30 октября 1782 года Бецкой писал Бобринскому, что ему кланяется О.М. де Рибас, который уже выехал из Неаполя. 22 августа 1783 года в письме к воспитаннику Бецкой сообщал: «Осип Михайлович Дерибас сам к вам пишет». Сохранилось и письмо, которое Рибас писал Бобринскому 1 августа 1783 года: